Мой друг Бобомурод

«Дирижер домашнего оркестра» - так я назвал эту первую фотографию в доме моего друга Бобомурода, 2009 год. Когда-то она заняла II-место на photosigt.ru в конкурсе жанровой фотографии. Фото Анзора Бухарского/«Фергана», ©2022

Если ворота дома открыты, в них очень часто можно увидеть поезд, стоящий на рельсах или проезжающий. Пользы от поезда никакой, но цыгане его любят, особенно дети.

Никогда не любил слово «проект», всегда относился к нему настороженно и с долей скептицизма. Однако, сам того не подозревая, снял небольшой проект про своего друга Бобомурода — азиатского цыгана-люли. Ну как небольшой: фотографирую я в его доме, начиная с 2009 года, знаю многие его семейные тайны и перипетии его личной жизни.

Не знаю почему, но самые трогательные фотографии в доме Бобомурода у меня получались в самом начале, еще в две тысячи девятом, когда я стал вхож в его семью. Когда он был женат первый раз, когда был безоблачно счастлив с ней и детьми. Когда я ездил к нему на велосипеде еще с крохотной мыльницей Panasonic Lumix FZ-30, снимая двадцать восемь кадров в RAW (именно столько помещалось на моей тогдашней флэшке, даже меньше, чем на ролик пленки), и был безмерно счастлив обнаружить уже дома в компьютере один удачный.

Я регулярно ездил к нему все эти годы и продолжаю ездить до сих пор. Тысячу раз я хотел испытать то удивительное чувство от съемки, не могу описать его словами, повторить его хотя бы отдаленно. Тот восторг, прикосновение к волшебству, когда сам становишься созидателем и наблюдателем чуда одновременно. Но не получилось.

Все началось с того, что я бегал по старому городу в Бухаре за тележкой, запряженной осликом. На тележке сидели местные цыгане, смеялись, позировали мне, а я пытался поймать удачный момент.

За всем этим наблюдал со стороны Али — мой знакомый ремесленник, резчик по дереву:

— А что ты за ними носишься как угорелый? Езжай вон в их кишлак, там таких тележек и осликов пруд пруди.

Так я узнал, что недалеко от Бухары, буквально в десяти километрах от города, есть целых два цыганских селения: «Молочка» за молочным комбинатом и «Аэропорт» — недалеко от старого бухарского аэропорта.

Цыганский поселок давался нелегко, я гулял только на околице, опасаясь пройти внутрь улочек. Совсем недавно я фотографировал только в студии и осторожно вышел с камерой на улицы города. И вот я в цыганской деревне – растерянный, испуганный, ничего не понимающий. Совершенно не знаю, как себя вести, что делать. Я стесняюсь своей камеры, мне кажется, что все на меня смотрят. И все на меня смотрели, на самом деле.

От безысходности я на ходу придумываю легенду: «Понимаете, я художник, мне нужно сфотографировать настоящий глиняный тандыр, чтобы потом нарисовать его на холсте». На удивление легенда оказалась жизнеспособной и крепкой, я до сих пор ею иногда пользуюсь, особенно в незнакомых местах.

И тут неожиданно на помощь приходит один из цыган – худощавый мужчина средних лет, возрастом чуть младше меня, с редкой проседью на висках:

- Тандыра в моем дворе нет, но дом старый. Хотите поснимать, идемте за мной.

Я с радостью соглашаюсь и иду за ним на другой конец поселка. Так я познакомился с Бобомуродом.

Бобомурод жил бедно даже по цыганским меркам. По сути, интерьер его жилища представлял собой земляной пол с наброшенными сверху старыми паласами и кошмой (войлочным ковром. – Прим. «Ферганы»). В главной комнате в углу стоял телевизор, заботливо накрытый сверху тюлем, – главная ценность семьи. В углу напротив — чугунная печь на дровах, обязательный атрибут почти любого цыганского дома. Вот и все.

Остальные две комнаты были нежилыми. В одной хозяин складировал какие-то ценные для него вещи – старый шкаф, пустые баклажки, куча старых одеял. Вторая была абсолютно пустой, но с решетками на окне, выходившем на улицу. Что меня поразило: несмотря на явную нищету, семья Бобомурода оказалась абсолютно счастливой. Сам хозяин, любящая и любимая жена рядом, четверо детей.

Нет, быстро подружиться с Бобомуродом не получилось, и это неудивительно: цыгане — очень закрытый народ. Я бы сказал, они очень недоверчивы к чужакам, и этому есть вполне справедливое объяснение. Дело в том, что любое общество само дистанцируется от цыган, часто предлагая им жить обособленными анклавами где-нибудь за чертой города. Цыган считают асоциальными, способными на правонарушения, не желающими подчиниться общепринятым нормам поведения и морали.

Нужно заметить, что именно азиатские люли достаточно законопослушны. В отличие от своих собратьев в России или за рубежом, азиатские цыгане не связываются с распространением наркотиков, не замечены в карманных и иных кражах или в мошенничестве.

Однако в Узбекистане они тоже живут отдельными поселениями, самые крупные из которых расположены в Бухарской, Кашкадарьинской, Самаркандской и Сурхандарьинской областях.

Первая же трудность, с которой я столкнулся в цыганской деревне – меня немедленно окружала толпа детей, каждый ребенок норовил открыть кофр, заглянуть внутрь. Дергали за ремешок фотокамеры, пытались притронуться к линзе. И буквально все корчили рожи, толкались и позировали.

То ли дело в доме Бобомурода — там я наконец мог выдохнуть, неспешно перекинуться парой-тройкой новостей, выпить пиалу чая, сидя на курпаче (тонкое стеганое одеяло для сидения. – Прим. «Ферганы») с хозяевами. Через несколько таких визитов я почувствовал к себе доверие – как оказалось позже, одно из самых важных чувств в цыганской среде. Мне позировали с удовольствием, так я снял одни из лучших, на мой взгляд, кадров из всей моей более чем двенадцатилетней «цыганской эпопеи».

Однажды, приехав к Бобомуроду, я застал его сильно пьяным, он лыка не вязал, буквально не мог выговорить ни слова. Сын Шахзод сидел на полу рядом с отцом, дочь Шахноза возилась с младшей сестрой Севинч. Расспросив детей, я понял, что их мама куда-то пропала, но только на следующий день после разговора с самим Бобомуродом мне стало ясно, что жена уехала от него насовсем, бросив троих детей (самая старшая дочь на тот момент была уже замужем).

Мне верилось с трудом, до этого о подобных случаях я знал только из фильмов и книг. Получалось, знойная смуглая цыганка, жена моего друга, бросив семью, уехала искать новое счастье в Самарканд, откуда была родом. История была бы романтичной, если бы не дети.

Бобомурод ушел в запой. В каждый мой приезд я видел друга, все больше и больше опускающегося на дно. Иногда я бегал в магазин, чтобы купить хлеба его детям, иногда – за бутылкой водки или пива для опохмела. Редко, но удавалось застать товарища и трезвым, в таких случаях я пытался достучаться до его разума:

— Что ты творишь? У тебя же трое детей, тебе нужно подумать о них!

— Вот именно. Странно, что матери они не нужны совсем, — соглашался Бобомурод, но продолжал выпивать.

Как-то я посоветовал другу купить осла и тележку. Большинство цыган занимается нехитрым бизнесом: выехав в город еще затемно на арбе, запряженной осликом, они собирают с улиц баклажки, бумагу, пластмассу, куски железа, которые сортируют во дворе, чтобы сдать на вторичную переработку. Без всякого преувеличения, азиатские люли – лучшие санитары городов.

На счастье Бобомурод прислушался к моему совету, и уже через пару месяцев его мелкий бизнес пошел в гору. Почувствовав первый успех, мой товарищ почти перестал выпивать, его все реже можно было застать дома. Дочери Шахноза и Севинч говорили, что отец с братом уехали собирать макулатуру в город и вернутся только к вечеру.

А где-то в 2018-м во дворе Бобомурода уже красовалась подержанная «шестерка» (ВАЗ-2006) – реальный успех и результат тяжелого честного труда.

Еще через некоторое время в доме друга появилась женщина с мальчиком лет тринадцати – Бобомурод женился на разведенной цыганке с ребенком. Я расспросил друга по секрету, как ему новая жена. Дети между собой сдружились, жена за ним ухаживает, в доме всегда чистота, горячая еда на плите – что еще нужно для счастья? Иногда вспоминает бывшую, но уже не так часто, как раньше, да и времени прошло достаточно.

В прошлом году ворота дома Бобомурода неожиданно отворила… бывшая жена друга. Я растерялся:

— Хозяин дома?

Было видно, что она меня тоже узнала, пригласила войти. Из дома вышел встречать сам Бобомурод с его нынешней женой. Заметив мое недоумение, он отвел меня в сторонку:

— Приехала навестить детей.

— Угу, – кивнул я.

— Она просто проездом, заглянула увидеть детей, внука, – продолжал друг.

Забыл сказать, что тому времени сын Шахзод уже был женат — цыгане женятся очень рано, и у него самого подрастал маленький сынишка.

Я немного посидел в компании друга и обеих его жен — бывшей и нынешней. Никакого конфликта не чувствовалось, но не покидало ощущение неловкости и неестественности ситуации, причем от всех участников одновременно. В глазах Бобомурода читалась грусть и растерянность. Он вышел меня проводить.

— Ты смотри там! Не забывай, что твоя нынешняя жена тебя поддержала, растила твоих детей как своих, — сказал я на всякий случай.

— Да знаю я, знаю, не переживай, — успокоил меня друг.

Часто я встречаю цыган в городе. Мы узнаем друг друга, подходим, громко здороваемся, обнимаемся. Прохожие недоуменно смотрят на происходящее – им невдомек, что я тоже цыган, про крайней мере, в душе. Я спрашиваю про друзей, в том числе про Бобомурода, как он там? Когда сам бываю в поселке, в первую очередь отправляюсь к нему домой. Я очень надеюсь дружить с ним дальше, фотографировать, как будут расти его внуки.

А может, и правнуки!