В 2016 году после мирового флешмоба #ЯНеБоюсьСказать в Казахстане зародилось движение против сексуального насилия над женщинами «Немолчи.kz». Его создала продюсер Дина Смаилова. Участники движения помогают жертвам насилия довести дело до суда, консультируют их, находят юристов и психологов для поддержки. Активисты не раз требовали от властей законодательно ужесточить наказание для насильников. Сейчас очевидно, что в этой сфере нужны гораздо более масштабные изменения.
Законы, касающиеся защиты прав женщин, в Казахстане на деле работают против них, констатирует Дина Смаилова. Почему же так происходит?
– Ответ напрашивается только один: законы написаны мужчинами, защищающими корпоративные интересы мужского сообщества, – заявляет Смаилова. – А разные НПО поддерживают их, поскольку получают из-за рубежа щедрые гранты «на помощь» жертвам насилия.
Кто не боится казахского полицейского
– Начну с тех, кто должен обеспечивать нашу безопасность, – с полицейских, – говорит Дина. – В стране бедность вопиющая, безработица, а полиция – это то место, где деньги можно заработать гарантированно. Могу рассказать, как это делается на уровне постовых. Когда моя дочь вышла замуж за грузина, у молодой семьи были планы остаться жить в Казахстане. Однако, несмотря на наличие регистрации и прописки, зятя без конца задерживали просто потому, что он «лицо кавказкой национальности». И каждый раз, чтобы избежать проблем, он вытаскивал из кармана пять тысяч тенге (около 13 долларов).
Однажды это случилось прямо на моих глазах. Толпа казахстанских сограждан и оказавшийся среди них мой зять курили возле алма-атинского Дома офицеров. Однако полицейские (их было двое) подошли только к нему. Сказали, что он курит в неположенном месте – возле урны. А она, мол, не предназначена для окурков. Через год зять сказал «достали» и, схватив жену в охапку, сбежал в свою страну.
Дочь сейчас очень скучает по дому, но не хочет возвращаться назад, потому что грузинскому полицейскому и в голову не придет подойти к ней и сказать «пройдемте в отделение» только потому, что она иностранка.
Теперь об участковых. Эти зарабатывают на побоях мужьями жен. Согласно закону «О профилактике бытового насилия» за этот вид преступления предусмотрен только административный штраф. Его не обязательно оплачивать, можно обойтись взяткой (такса составляет 5-10 тысяч тенге). Потом полицейский предупреждает мужа, чтобы он в течение 10 дней избегал всяких контактов с женой, включая телефонные звонки. Но в таком случае его надо бы отселить из их общей квартиры. Однако противоречия в законе позволяют участковому не делать этого, потому что тогда будут нарушены права мужа на имущество и жилье. А до семейства, которое, чтобы не быть опять избитым домашним тираном, бежит из дому и ищет ночью кризисный центр, полицейскому и дела нет. Поскольку зарплата у него нищенская, ему надо успеть заработать на взятках, пока он в погонах. По-другому он не может: дома жена запилит.
Между тем у нас в стране количество людей в полицейских погонах зашкаливает. Среди них много таких, которые к полиции имеют отношение только косвенное. К примеру, зачем-то дают погоны и звания пресс-секретарям. Это значит, что достоверную картину произошедшего мы не увидим, потому что после этого они будут подчиняться приказу, а не Министерству информации. Думаю, если убрать лишние службы, то можно было бы, наверное, увеличить зарплаты полицейским. Например, в Татарстане сделали именно так.
– В 2016-2017 годах ваш фонд выиграл семь дел, связанных с насилием, а в этом году Елена Иванова, которую вы защищали, превратилась из потерпевшей в условно осужденную за лжедонос.
– Когда мать первой нашей подзащитной Жибек Мусиновой сделала в августе 2016 года заявление о том, что ее дочь изнасиловали, а сама девушка, не скрывая лица, дала интервью, общество было шокировано. Всем – и общественникам, и журналистам – хотелось довести это дело до логического конца и увидеть, чем все закончится. Жестоко изнасилованную Нургуль Кусулбекову из Балхаша защищать было гораздо тяжелее. Когда местные следственные органы полностью закрыли ее дело, нам пришлось писать жалобу за жалобой в МВД и Генпрокуратуру. Дело открыли вновь, и оно попало к следователю-женщине. Однако и это не помогло. И мы опять стали писать жалобы. Третьим следователем по делу был назначен полковник полиции Ерсын Ахметов, который раскрыл его за два месяца.
– Почему же он отнесся к делу добросовестно, а его коллеги – нет?
– Наверное, потому, что следователь работает так, как ему приказывает руководство. Ведь почему Елена Иванова из Восточного Казахстана неожиданно для всех превратилась из потерпевшей в осужденную? Сколько бы мы ни жаловались на следователя Медета Салимханова, все отписки-отказы идут от одного лица – заместителя прокурора Восточно-Казахстанской области (ВКО) Ергали Мабиева. Я с ним дважды встречалась лично, один раз – на допросе Лены Ивановой. В тот момент он и не скрывал своего предвзятого отношения к ней. Говорил в присутствии других свидетелей, что подозреваемый в изнасиловании 19-летней девушки 54-летний директор ТОО «Оскемен-Курылыс» Ержан Скаков, безусловно, «нехороший человек», но и Иванова «тоже хороша». Только в его кабинете я узнала, что Лена вела переписку со своим непосредственным начальником – прорабом Оразбеком Катпановым, родственником Скакова. Девушка подробно рассказывала ему о домогательствах со стороны пожилого хозяина стройки, где она подрабатывала на каникулах штукатуром-маляром. Например, о том, что тот залез к ней руками в нижнее белье. Я спросила у напуганной до смерти 19-летней девушки, почему же она об этом не рассказала мне? «Мне было стыдно», – ответила она.
Прокурор Мабиев так прокомментировал этот эпизод: «Где-нибудь в Америке за это привлекли бы к уголовной ответственности, но в Казахстане нет закона о домогательствах». А я хочу по этому поводу заявить следующее: казахстанское законодательство формируют мужчины. Среди госслужащих в политике женщин всего около 10%, а в силовых структурах их нет вообще. Это значит, что в нашем патриархальном обществе у руля сидят агашки (от слова «ага», «агашка» – так в Казахстане называют неформальных лидеров. – Прим. «Ферганы»), привыкшие мыслить, как министр МВД Калмуханбет Касымов. В подписанном им официальном письме, присланном в ответ на нашу жалобу, изнасилование названо конфликтом, который «женщина имеет право решить сама». И они (силовые структуры), мол, не могут лишать ее права примириться с насильником.
Вот цитата из этого письма: «Жертвам надо оставить право о самостоятельном принятии решения о прекращении разбирательства по данному конфликту! Зачастую такие решения принимаются в связи с тем, что жертва преступления в порыве злости заявила об этом в полицию, а впоследствии не желает разбирательства, поскольку производство досудебного расследования подразумевает прохождение экспертиз и других следственных действий». (Стилистика оригинала сохранена. – Прим. «Ферганы»).
– Выступая в социальных медиа, вы пообещали обнародовать сенсационные материалы, имеющие отношение к Ержану Скакову. Что это за материалы?
– Этим летом в ВКО я встречалась с адвокатами и их подзащитными по некоторым уголовным делам, где фигурирует фамилия этого человека. После того как нас поддержала одна очень серьезная организация (пока не могу ее назвать), мы смогли получить ряд достоверных сведений по интересующему нас вопросу. Так, по официальным данным, полученным в Департаменте внутренних дел (ДВД) ВКО, с 2003 по 2016 год Ержан Скаков шесть раз привлекался к уголовной ответственности. Но два дела были закрыты по примирению сторон, четыре – за отсутствием состава преступления. Все они были связаны с тем, что он проявлял агрессию по отношению к людям.
После того как Лена Иванова обратилась с заявлением об изнасиловании, было открыто еще три дела, имеющие отношение и к ней, и к Ержану Скакову. Работал с ними один и тот же человек – следователь ДВД ВКО лейтенант Медет Салимханов. В действиях Скакова он никаких нарушении не нашел. Зато потерпевшую выворачивал наизнанку: прослушивались все ее телефонные разговоры, просматривались все отправляемые и получаемые ею сообщения. Диск, куда были записаны телефонные разговоры и сообщения, отправленные Ержаном Скаковым, тоже имелся в деле, но следователь, сделав пометку «бытовые разговоры», отказался предоставить его нам. А там, кроме угроз расправиться, есть предложения откупиться деньгами за совершенное преступление.
Ержан Скаков всюду (в суде в том числе) заявляет, что Лену Иванову изнасиловали 5 августа 2017 года. И в этот же день, по его словам, у него в руках оказалась переписка девушки с прорабом Катпановым, мужем его сестры. Этому человеку влиятельный шурин доверил, помимо прочего, финансы ТОО «Оскемен-Курылыс». Напомню, что господин Скаков, много лет занимаясь строительством в Восточном Казахстане, выигрывает самые крупные в регионе тендеры, где цена вопроса колеблется от 180 до 300 млн тенге: школы, детские сады, больницы, здание областной прокуратуры… В связи с этим смею выдвинуть предположение, что он контролировал все звонки и сообщения прораба Катпанова (с помощью программистов это сейчас несложно сделать). Елена Иванова невольно стала разменной монетой в отношениях двух родственников. Когда Скаков стал ее домогаться, она пожаловалась прорабу Катпанову. Тот в это время находился в больнице, где его готовили к операции на сердце. Не подозревая о том, к каким последствиям это приведет, он учит девушку, как сопротивляться, сохранять доказательства и подавать заявление об изнасиловании, если это все-таки случится. На основании этой переписки девушку и прораба позже обвинят в сговоре и якобы подстроенном изнасиловании. А вот на сообщения, где Ержан Скаков угрожал уволить Иванову, если она не поднимет трубку, следователь предпочел не обращать внимания. И хотя Елена Иванова не отвечала на его телефонные звонки и сообщения, в обвинительном акте следователь написал, что «между ними (Скаковым и Ивановой) установилась длительная СМС-связь и звонки».
Какая-то женщина в Facebook сказала, что если бы не я и возглавляемое мною движение «Не молчи», потерпевшую девушку не осудили бы по статье «Заведомо ложный донос». Но я ответственно заявляю, что если бы Иванова не обратилась к нам, то ее, возможно, не было бы сегодня в живых или она была бы подведена под статью «Вымогательство». То, что ей благодаря громкой огласке дали условный срок, – в наших условиях это чудо.
– Вы все боретесь и боретесь с насилием, но меньше его почему-то не становится.
– Много лет, прикрываясь традициями, у нас скрывали страшную правду, связанную с изнасилованием женщин и детей. Но когда она вскрылась, в патриархальном казахстанском обществе ее оказалось слишком много. И теперь бросились в другую крайность: ряд НПО и госслужащие сосредоточились на жертвах изнасилования. Своими действиями они как будто говорят: «Пусть вас бьют и насилуют, мы вам всегда будем помогать, но останавливать этот поток насилия не будем. Нам это невыгодно». Если это не так, то зачем некоторым НПО искажать цифры и факты, связанные с изнасилованиями? К примеру, Союз кризисных центров Казахстана, возглавляемый Зульфией Байсаковой, сообщал в этом году в национальную комиссию по делам семьи и женщин при президенте РК в своих докладах и отчетах, что уровень бытового насилия в Казахстане снизился. Но зачем же вводить общественность в заблуждение? Уж не из-за щедрого ли потока грантов, направляемых из-за рубежа на борьбу с дискриминацией женщин?
Согласно цифрам, которые силовые структуры предоставляют в статагентство при Генпрокуратуре РК, насильственных преступлений против женщин в 2012 году зафиксировано 108 752, а в 2016-м – 124 298. Выступая в феврале 2017 года на правительственном часе в мажилисе парламента, министр МВД РК Калмуханбет Касымов сообщает следующее: «По сравнению с 2011 годом в 2016 году мы добились снижения на 35% этих видов преступлений. Почти в три раза сократилось число убийств, совершенных в сфере семейно-бытовых отношений». И тут же, противореча сам себе, называет другие данные: «Если в 2012 году было вынесено порядка 38 тысяч защитных предписаний и установлены особые требования к поведению 3500 правонарушителей, то в прошлом году уже было вынесено 64 тысячи защитных предписания и установлено 5000 особых требований». Разве это похоже на снижение? Да, убивать стали меньше, но насилия-то стало больше!
Комитет ООН по правам человека, получив второй по счету доклад от Национальной комиссии по делам семьи и женщин при президенте РК, сделал замечание относительно того, что в нашем законодательстве до сих пор предусмотрено примирение потерпевших с насильниками. В цивилизованных странах подобное отношение к женщине недопустимо. Сейчас Национальная комиссия подает в ООН уже пятый доклад – и там нет ни одного слова про сексуальное насилие в Казахстане! Складывается впечатление, что его будто бы полностью искоренили в стране. Законодательство при этом стало еще более жестким по отношению к жертвам насилия. К примеру, закон «О сексуальных домогательствах» так и не принят, а что касается сексуального насилия, то это теперь называется конфликтом, влекущим за собой примирение сторон. Бытовое насилие вообще декриминализировано – это ныне «административное нарушение».
Между тем насилие, которое не остановили, порождает такое же насилие. Неважно, какое – сексуальное, психологическое давление или избиение – оно будет повторяться. Когда мы начинаем работать с жертвами и выстраивать цепочку, то выходит «букет»: и бабушки, и мамы, и братья, и сестры – все были изнасилованы. Я знаю семью, где после того, как дочь призналась отцу в том, что над ней надругался родственник, то он вместо того чтобы посадить насильника, вместе с женой спустил всю агрессию на своего ребенка. А через два года изнасиловали вторую дочь, потом третью … Вот так из-за того, что отцу не хватило мужества заступиться за дочерей, получился замкнутый круг. Из него обычно вырываются только тогда, когда какая-то женщина не скажет громко: «Больше никого в моей семье насиловать не будут!» И начинает борьбу с насилием. В случае, который я привела, за женщину, изнасилованную в семье первой, это сделала ее также изнасилованная дочь.
Фонд «Не молчи», готовя доклад для Комитета по правам человека ООН, обнаружил такую вещь. В 2012 году в Казахстане было зафиксировано 1240 заявлении по сексуальному насилию, в 2015-м – почти в три раза больше, а именно – 3637. Когда в 2016 году Жибек Мусинова открыто выступила с публичным заявлением об изнасиловании, сразу наметился спад: если в тот год надругательству подверглись 2535 женщин, то в 2017-м, после ряда резонансных дел (Елена Иванова, Нургуль Кусулбекова, Саина Раисова) – 2085. Это говорит о том, что наш метод борьбы с насилием – предавать дело огласке – успешен. Повторюсь: кардинальной борьбы с насильниками в нашей независимой стране не замечено. Более того, мы пришли к гуманизации законодательства по отношению к такого рода преступлениям. Однако надежда есть: спикер сената парламента Касымжомарт Токаев обратил на днях внимание на высокий уровень жалоб на преступления такого рода. Он считает, что нужно пересматривать уголовное законодательство в части, касающейся этих проблем.
-
02 октября02.10Тест на адаптациюК чему приведет ужесточение требований для въезжающих в Россию мигрантов и их семей
-
28 июня28.06Проиграют все?Российские власти решили повысить роль полиции в контроле над мигрантами
-
27 декабря27.12Поддержали женщин, переписали Конституцию, избавляются от бандитовЧем запомнится уходящий год в постсоветских республиках Центральной Азии
-
02 ноября02.11До обязательного хиджаба еще далекоНасколько высок уровень свободы и безопасности женщин в странах Центральной Азии?
-
26 мая26.05Интернет-цензура. Как это происходит в Казахстане? (18+)Материал российских медиаэкспертов о блокировках и шатдаунах в соседней стране
-
18 апреля18.04Контракт со смертьюМигрантов из Центральной Азии вновь стали массово «приглашать» на фронт, даже в мечетях