Кинорежиссер Жанна Исабаева: «Во всем этом навозе есть и прекрасное»

Конец года ознаменовался в казахстанском кинематографе вспышкой очередного протуберанца. В Алма-Ате прошли показы на большом экране нового фильма Жанны Исабаевой «Отвергнутые».

В последнее время в Казахстане тема насилия в отношении женщин, особенно в семьях, — одна из самых горячих. И ее накал год от года не спадает, а скорее наоборот.

По сведениям Генеральной прокуратуры, в 2016 году издевательствам в семье подверглись около двух с половиной тысяч женщин и 850 детей, 36 матерей погибли. И это официальная информация, которая часто страдает излишним «оптимизмом». А вот по данным Союза кризисных центров Казахстана, в стране ежегодно от рук домашних деспотов погибают около 400 женщин.

Жанна Исабаева

Со своей новой лентой Жанна Исабаева попала в самый нерв.

Действие происходит в южной казахской глубинке. 25-летняя Айганым вместе с шестилетним сыном, которого родила вне брака, возвращается из Алма-Аты в родной аул, где царят патриархальные устои, — и все заканчивается трагедией.

Бывают ленты, сделанные с такой безжалостной мерой искренности, что другие фильмы, снятые на ту же тему, на их фоне кажутся наигранными и ненастоящими. В беспощадную жесть Исабаевой веришь, поскольку она идет не из головы, не от идеи, а от боли и из сердца. Когда режиссер — «сама себе и нож, и рана».

Для меня кино «Отвергнутые» — очередной яркий эпизод всеказахстанской драмы, логично вытекающий из беспредела и лицемерия, которыми насыщена реальная жизнь.

Как сказал, выступая перед зрителями, продюсер Алишер Еликбаев, «нас наверняка будут упрекать, что мы передраматизировали сюжет; но когда почитаешь наши новости — понимаешь, что мы, возможно, недодраматизировали его».

При этом я не назвал бы новую работу Жанны Исабаевой «чернухой» и даже «публицистикой». Это художественное произведение высокого уровня, которое — если говорить о фильмах про аул — я поставил бы вровень с «Тюльпаном» Сергея Дворцевого.

В «Отвергнутых» есть всё, чтобы фильм стал классикой казахстанского кино. Дотошная к деталям камера Михаила Блинцова почти документально фиксирует «идиотизм деревенской жизни» и, порой уставая от него, переносит фокус на атмосферные панорамы окрестностей Чарынского каньона. Медитативная музыка Omnibus Ensemble: кобыз, как ему и положено, вынимает душу до донышка.

Актеры Жанаргуль Жаныаманова (Айганым), Нышанбек Жубанаев (ее брат Кайрат), Райхан Калиолдина (их мать) и все остальные, включая эпизодников, в ролях сельских жителей органичны настолько, что когда после сеанса я увидел их живьем, красивых, нарядных и счастливых, то не сразу и узнал.

Зрители бурно делились впечатлениями, и я дважды услышал такую мини-рецензию: «Это казахский «Левиафан». В общем, да. Но, как всякое сравнение, хромает и это. В отличие от фильма Звягинцева, в картине Исабаевой вообще нет представителей власти. Если не считать пары полицейских и упоминания безымянного акима (главы районной администрации). Зато понимаешь, откуда она произрастает, эта власть: из самой «толщи народной». Плоть от плоти, что называется.

А одна-единственная сцена, когда мать уговаривает сына Кайрата брать кредит на взятку в $5000, чтобы отмазать от тюрьмы внука Бектаса (по прайсу «штука» за год), способна обесценить все миллиарды тенге, отпущенные на «модернизацию сознания», — идеологическую кампанию, запущенную в Казахстане.

Жанна Исабаева сказала мне, что готова к неприятию фильма, и даже перечислила грехи, в которых ее будут обвинять.

А режиссера я за фильм искренне поблагодарил. Сказал, что он показался мне… оптимистичным. Хотя ни единого жизнеутверждающего повода не дает.

Объясню. Когда не осталось никакой надежды, когда ты притомился считать пробитые донья и даже отчаяние исчерпало себя, нужно успокоиться, принять этот момент за новую точку отсчета, «нулевой меридиан» и прикинуть, что осталось в наличии.

А остались такие люди, как Жанна Исабаева и ее соавторы. Нам больше не на что опереться, кроме их честности. Ну так нужно не отворачиваться от зеркала, которое они предъявляют. А уж тем более не разбивать его: плохая примета.

Пора наконец согласиться на эту терапию и начать пить горькие таблетки правды. Другие лекарства уже не помогают, всё испробовали. Иначе так никогда и не пойдем на поправку.

В широкий прокат «Отвергнутые» не выйдут: лента предназначена для YouTube и на личном видеоканале режиссера уже набрала уже 230 тысяч просмотров, для Казахстана это приличная цифра.

Фильм можно посмотреть по ссылке.

— Жанна, почему «Отвергнутые», а не «Отверженные»? Есть для вас разница в этих двух словах?

— «Отверженные» — сразу приходит в голову ассоциация с романом Гюго. Во-вторых, действительно была большая проблема с переводом названия на казахский.

— Как оно по-казахски звучит?

— «Тастандылар», приблизительный перевод — «брошенные».

— Я понял так: отверженные — роком, судьбой, а отвергнутые — людьми. Кстати, роман Виктора Гюго в оригинале звучит Les Misérables и имеет немного другой смысл — «несчастные», «взыскующие милости». А в ленте мама и брат главной героини Айганым в этой милости сами кому хочешь откажут. Жанна, все мы родом из детства, и все наши фильмы и книжки — оттуда же. Тему бытового насилия по отношению к женщине вы заявили 11 лет назад в своей первой картине «Карой»: она там не основная, но присутствует. А в «Отвергнутых» встает во весь рост. Это следствие вашей детской психотравмы, о которой вы рассказали в своем эссе «Здесь так живут» на сайте Esquire.kz: когда ребенком вы поехали в южный аул на свадьбы, вас заставили чистить картошку и оставили голодной? Или еще были поводы?

— До пяти лет я росла у дедушки с бабушкой, и в детстве меня всегда баловали. И чем старше становилась, тем меньше меня устраивало, что я девочка. Меня возмущало отношение к женщинам. И больше всего — что я не могу дать сдачи: физическое превосходство — главное преимущество мужчин. Меня это не останавливало, и я дралась, и была бита. Но когда мужчина или даже мальчик видит, что девушка пойдет до конца, — он отступает.

Кадр из фильма "Отвергнутые"

В молодости я была красивой и очень яркой, и ко мне постоянно приставали, почему-то чаще всего старые похотливые мерзавцы. Однажды находилась вечером в офисе у своего клиента по рекламе, и он стал хватать меня за руки и тащить к дивану. И я начала драться, да так неистово: схватила пепельницу огромную, размахивала ею, как мечом, принялась орать. И увидела у него в глазах испуг, страх. Если мужчина сталкивается с таким сопротивлением, он понимает: если изнасилую, потом ее надо убить, иначе не прокатит.

И когда я слышу истории про Харви Вайнштейна и других, которые якобы насиловали актрис, я громко хохочу. Изнасилованием считаю только насильственные сексуальные действия после того, как женщина сказала жесткое «нет». Если «нет» не сказано, то…

Съемочная группа фильма "Отвергнутые"

— Возможны варианты?

— Если женщина не говорит «нет», то для всех это «да». Неужели Вайнштейн брал силой после «нет»? Он же не в подворотне, знал о последствиях. Поэтому все эти общие определения типа «принуждение к сексу» смешны. Не ходи к продюсеру в номер отеля — и всё. Я, кстати, после того случая с пепельницей никогда не ходила к клиентам по рекламе по вечерам.

Мне всегда не нравилась женская физическая слабость. Я бунтовала против того, что предопределила природа: мужчины сильнее нас. Против женской незащищенности в карьерном и материальном смысле. Есть еще масса социальных и экономических факторов, которые делают женщину уязвимой. Особенно ярко это видно на селе, где у женщины пятеро детей, муж — единственный кормилец, ей просто некуда деться, негде работать, реализоваться, и она вынуждена терпеть.

Все мои фильмы — протест против этой слабости, против сложившейся ситуации. И я негодую, когда я сталкиваюсь с бесправием женщины.

Когда я беременная лежала в роддоме, и все роженицы хотели быстрее родить и уехать домой, одна девушка сказала: «Как хорошо, что я здесь: меня тут хотя бы не бьют».

Такие случаи шокировали, они не забывались, а наоборот, откладывались в памяти словно в особую папку, и сейчас понимаю, что к фильму «Отвергнутые» я шла всю жизнь. Я должна была рано или поздно его снять. Но раньше была кишка тонка.

— В смысле творчества или зрелости?

— В смысле смелости. Я его всё откладывала на потом — из трусости. А когда узнала из СМИ серию ужасных вещей: мать несовершеннолетней девочки выбросила новорожденного внука из окна машины, чтобы скрыть позор; девушки топят грудничков в туалетах, чтобы избежать проклятия семьи; все эти бесконечные трагедии, которыми переполнены «Дома мамы» (открытая казахстанскими бизнесменами сеть частных центров, куда за помощью и убежищем могут обратиться женщины до 30 лет, беременные либо с детьми до полутора лет, которые оказались в трудной жизненной ситуации и намеревались отказаться от ребенка. — Прим. авт.), когда прочитала статистику — я была в шоке.

Я представляла себя на месте этих девочек. А как бы я поступила? Я хорошо помню себя в 17 лет. Я помню, как этот «взрослый мир» меня пугал. Я была маленькой девочкой в теле взрослого человека, одинокая и хрупкая. Эти девочки нуждаются не в наказании, а в защите.

Это вторая причина, по которой я не могла не снять фильм «Отвергнутые».

— Жанна, вы же не просто городская, но алмаатинка, столичная штучка, в юности наверняка «центровая». Откуда у вас такое знание аульной жизни и тяга к проблемам аула?

— Когда мне было 9 месяцев, моя мама забеременела сестрой, и ей нужно было хоть ненадолго выйти на работу, так как декретный отпуск был всего год. Меня к себе в деревню в Талды-Курганской области (сейчас часть Алма-Атинской области) забрали апашка с аташкой (бабушка с дедушкой). Апашка кормила меня молоком до 5 лет.

— Коровьим?

— Грудью. Смесей никаких не было, апашка дала мне свою грудь, и у нее пошло молоко. Я хорошо помню эту коричневую, шершавую грудь с запахом разнотравья. Так что можно сказать, аульную жизнь я впитала с молоком бабушки. Говорят, ребенок формируется до пяти лет. Вот бабушка с дедушкой меня и сформировали.

Они не просто любили меня. Они меня боготворили, обожали, несмотря на большое количество детей, внуков. Всё лучшее — для меня. Я — свет в окне. У меня было прозвище Жанка-хулиганка.

С нами жила тетя Кулянда — инвалид, с горбом, которая всю жизнь проработала медсестрой в нашей сельской поликлинике и разделяла это обожание. На каждый новогодний утренник в поликлинике Кулянда шила мне роскошное платье из парчи, тюля, золотого шитья. И корона, конечно же, для которой разбивали лучшие елочные игрушки. Каждый год был фурор.

Летом мы не пропускали ни одного кино в сельском клубе. Как-то после индийского фильма по дороге домой я закатила апашке и Кулянде дикую истерику: «Как это так? Почему они там, в кино, в золоте, шелке пляшут, а я, лучшее дитя рода человеческого, иду по темной улице, глотая пыль? Я тоже так хочу!» Кое-как донесли меня плачущую до дома, открыли сундук, где лежали ценные отрезы, достали все кольца, бусы и всё это налепили на меня, и я дрыгалась на сундуке, как в индийском кино, под аплодисменты апашки, аташки, Кулянды.

А ужинали мы так: садились за большой круглый стол большой семьей, я залезала аташке на шею, нагибалась через него вниз, ела рукой из его тарелки, а жир вытирала о его голову под ненавистные взгляды тёть и довольное мурлыканье аташки.

Каждый вечер после сенокоса дед привозил для меня ежевику в кульке из лопухов. А однажды забыл. Я в крик. Как это возможно — забыть про меня?! Дед отстегнул ослика от телеги с сеном и поехал обратно в горы. Мы уже поужинали, меня искупали, ложимся спать, и тут дед заходит, смертельно усталый, в плаще, с огромным кульком ежевики и говорит: «Прости, ненаглядная, прости, сокровище мое, два часа не мог найти в темноте». А я уже не хочу ежевику. Завтра поем.

Кадр из фильма "Отвергнутые"

Что вы знаете о безусловной любви? Я знаю всё.

В пять лет родители забрали меня в Алма-Ату, и это было, наверное, самое тяжелое испытание в моей жизни: бабушку и дедушку я считала папой и мамой. Хотя у меня очень хорошие родители: папа Узакбай Доспанбетов — литератор, мама Сантай Доспанбетова — биолог.

Но потом я каждое лето приезжала к апашке с аташкой на каникулы. И мы с бабушкой часто путешествовали по гостям, по ее детям. Она везде вела себя по-разному. Я спрашиваю: «Почему ты везде такая разная?» Она отвечала: «Понимаешь, когда я приезжаю к своему сыну — я приезжаю к себе домой. А когда к дочери — я приезжаю в гости» (девушки в казахских семьях традиционно уходят жить в дом мужа).

Вот поэтому во мне совмещается несовместимое. С одной стороны, я крестьянская дочь «со всеми вытекающими»: чувствую себя совершенно аульной девушкой. С другой, я феминистка с западным мышлением. С третьей, я выросла на русской литературе. И всё это во мне бесконфликтно уживается.

— В одном интервью вы сказали, что состоите в черном списке министра культуры Арыстанбека Мухамедиулы. Что вам дает основания так говорить?

— Я приходила на «Казахфильм», когда его возглавлял Ермек Аманшаев, — лучший директор студии (2008-2014 гг.). Извините, с 1993 года я их штук десять повидала и могу оценить по делам. Когда пришел Ермек Амирханович, с фильмами запустились те, кто десятилетиями не мог это сделать, например Ерлан Нурмуханбетов. Он снял «Ореховое дерево» и в 2016 году сразу получил два приза на Международном кинофестивале Азиатского кино во французском Везуле. Аманшаев стал поддерживать молодых: дал деньги на съемки Эмиру Байгазину (34 года, режиссер фильмов «Уроки гармонии», «Раненый ангел», «Река», лауреат международных кинофестивалей, в том числе Берлинского и Венецианского), Адильхану Ержанову (36 лет, режиссер фильмов «Риелтор», «Хозяева», «Чума в ауле Каратас», «Ласковое безразличие мира» и других, лауреат международных кинофестивалей, участник программы Каннского фестиваля — 2018).

Ермеку Амирхановичу нравились мои фильмы, и он мне сказал: «Жанна, приходи. Давай мы тебя запустим с фильмом?» В общем, хотели снять кино, но не успели.

В 2014 году пришел новый глава Министерства культуры (Арыстанбек Мухамедиулы, ему напрямую подчиняется АО «Казахфильм»). И с тех пор фильмы на национальной киностудии запускает лично министр. Он лично дает деньги, как будто это его частная лавочка, а не госпредприятие. А худсовет и президент «Казахфильма» — декоративные элементы. И средства на съемки порой получают «левые» люди.

А все мои фильмы сняты на частные деньги, без государственного участия.

— Но все же, почему вас не любят министр и «Казахфильм»? Может быть, дело в вашем непростом характере? Или в мужском сексизме в казахстанском кинематографе?

— У меня даже не было повода поругаться с министром, чтобы проявить свой характер.

Правда, у нас ним был инцидент в 2004 году. Я была продюсером электоральной кампании партии «Отан» (партия власти, ныне «Нур Отан») во время парламентских выборов и организовывала первый Форум президента в Ледовом дворце в Астане. Арыстанбек в то время работал концертным директором и обеспечивал нас известными в СНГ артистами. Инцидент носил рабочий характер: послали несколько раз друг друга матом, и всё. Это был обычный рабочий момент, ничего личного. Но потом мы с ним виделись: он обнимался, целовался со мной.

— А возможно, дело вот в чем. Ведь ваши фильмы, с их не жесткостью даже, а жестокостью и запредельной мерой искренности, — как химические реактивы, которые проявляют несостоятельность многих симулякров, которые снимаются на «Казахфильме», и обесценивают те фильмы, что сняты в жанре «какбыправда».

— Как-то я встречалась с одним высокопоставленным человеком. И стала «жертвить»: вот, никто мне денег на кино не дает, ля-ля-тополя. А он говорит: «Ты можешь жаловаться сколько угодно, у меня к тебе жалости никакой нет, у тебя все нормально идет. Это во-первых. А во-вторых, это хорошо, что тебе «Казахфильм» денег не дает. Ты свободная! Получишь государственные деньги — и ты на крючке, тебя завтра за канцелярскую бумагу смогут закрыть. Вступая в отношения с государством, ты попадаешь в полную зависимость от чиновников. Нельзя взять государственные деньги не замараться. Как живешь сейчас — так и живи дальше».

— Но есть еще кинотеатры, которые не зависят от Министерства культуры. Как складывается прокат последнего фильма?

— Никак. В кинотеатры его не берут, потому что люди на такие фильмы не ходят. Никакой обиды на кинотеатры у меня нет, потому что если б зритель ходил, они бы, конечно, брали.

— Если говорить начистоту, почти все ваши фильмы — «антипрокатные». «Фабрикой грез» в них и не пахнет.

— Да, антипрокатные. И «Отвергнутых» я сняла, чтобы в интернете размещать бесплатно.

— То есть вы заранее имели это в виду?

— Мы отдавали себе отчет в том, что ничего на этом не заработаем. Понимали, что кинотеатров не будет. И единственная возможность для распространения — это YouTube. А вообще, кинотеатры уходят в прошлое. Может, лет через пять мы будем лишь вспоминать, как когда-то ходили в кино.

— Но все-таки лента появилась на большом экране.

— Был премьерный показ в конце октября в кинотеатре Chaplin Mega Park и ограниченный прокат в течение десяти дней в двух залах, а в середине декабря — показ с обсуждением в кинотеатре «Арман», приуроченный к 70-й годовщине Всеобщей Декларации прав человека.

— На премьере я был. А какие мнения высказывали зрители в ходе дискуссии?

— Самые разные. Одна женщина сказала: Айганым сама виновата. Другие убеждены, что эпидемию домашнего насилия может остановить только неминуемость наказания: возьмите в ауле одного садиста, посадите лет на пять — может, тогда и у остальных кулаки перестанут чесаться. Тут встал мужчина и говорит: это не поможет, слишком сильны традиции такого «семейного воспитания», и не надо ужесточать наказание. В общем, мнения разделились.

— А как обстояли дела с прокатом ваших прежних фильмов?

Рабочий момент съемок "Отвергнутых"

— У «Кароя» — так же, как у «Отвергнутых». А «Ойпырмай, или Дорогие дети мои» имел очень хорошую кассу: в некоторых залах его крутили по нескольку месяцев.

Но широкое распространение два моих первых фильма получили благодаря пиратам, которые тогда держали весь рынок DVD-дисков. Из-за них произошла колоссальная дистрибуция: во всех деревнях, в любую Тьмутаракань, куда бы мы ни приезжали, все видели «Карой» и «Ойпырмай». Мы продавали диски в книжной сети «Меломан», но массовым тиражом они разошлись через пиратов. Наверное, надо их за это поблагодарить: они выполнили просветительскую функцию.

— Притом что ваши фильмы — мощные художественные высказывания, скажу откровенно: я должен быть очень уверен в человеке, чтобы рекомендовать ему их к просмотру. Во избежание претензий типа: «Ты что мне насоветовал?»

— А на моем YouTube-канале один комментатор написал: «У вас такие фильмы хорошие, но после каждого я выпивал по пузырю водки».

— У меня сложилось впечатление, что эти ленты не столько о насилии, сколько о невозможности любви (причем не между мужчиной и женщиной, а между родными людьми) и тоске по ней. О жажде любить и неумении любить.

— В моих фильмах главная тема такая: мы больше всего на свете нуждаемся в любви. Нам ничего не нужно, кроме нее. И все наши цели, надежды, мечты и желания связаны только с тем, чтобы нас больше любили. Ради этого мы хотим быть красивее, успешнее, талантливее, умнее, богаче, стройнее, худее, моложе. Кому-то мало любви миллионов, как рок-певцам, собирающим стадионы. Другому достаточно любви одного человека, ему больше не надо. И людям любовь нужна, как воздух. Как вода. Нет несчастнее людей, которых не любят. И мои герои любят, как могут. Как их научили. У каждого орган любви разный. А с другой стороны, они нуждаются в этом чувстве и вопиют об этом: полюбите меня!

— Некоторые пытливые зрители вроде меня любят вычитывать в фильмах то, что автор, может, туда и не вкладывал. Например. Главный герой фильма «Карой» постоянно лжет, пьянствует, дерется, грабит, клевещет, насилует, потом оказывается нежным сыном. Его имя Азат переводится как «свобода». Может, корень зла — именно в таком понимании свободы: гуляй, рванина, и твори что хочешь, а не в уважении к пространству другого человека — его собственности, времени, мнению, к самой жизни, наконец? Ведь истоки бытового насилия, с которого мы начали разговор, — тоже в игнорировании самостоятельной ценности человека, живущего рядом. Вы намеренно дали своему герою это имя?

— Азат такими категориями не оперирует, он просто бродяга. А я не знаю, что случайно, а что не случайно. Так давно писала сценарий, что уже не помню, почему он получил такое имя. Но вы не первый, кто увидел этот смысл.

Я не ассоциирую Азата со свободой. Для меня этот человек находится за гранью добра и зла, с абсолютно сбитой системой координат.

— На днях прочитал новость: звания заслуженного деятеля искусств Казахстана удостоена Самал Еслямова, которая в этом году получила в Каннах «Золотую ветвь» за лучшую женскую роль в российском фильме Сергея Дворцевого «Айка», где она сыграла трудовую мигрантку из Киргизии с трагической судьбой.

— Для актрисы нет выше нет награды, чем Каннская.

— Фильм хотя и российский, но в нем главные действующие лица — казахстанцы: не только Самал, но и режиссер Дворцевой. Он родом из Чимкента и 10 лет назад снял на местном материале прекрасный «Тюльпан» в жанре, который я бы назвал «нежная жесть».

— Это мой любимый казахстанский фильм.

— Почему в Казахстане так приветили фильм «Айка» и его создателей?

— У успеха много родителей, а неудача всегда сирота. То, как резко поменялось отношение официальных структур к Димашу Кудайбергену и Самал Еслямовой после их громких достижений вне Казахстана, — красноречивое тому подтверждение.

— А представьте, если бы фильм был не про киргизку, а про казашку, был бы ему в Казахстане такой почет и уважение?

— Такого не было бы. Они считают, что про киргизов можно так снимать.

— В сентябре 2016 года Гран-при «Золотая лоза» открытого фестиваля кино стран СНГ и Балтии «Киношок» получила картина нашего Адильхана Ержанова «Чума в ауле Каратас». Предыдущие ленты режиссера — «Риелтор» и «Хозяева» — министр культуры и спорта Арыстанбек Мухамедиулы охарактеризовал как «позорящие Казахстан».

— Меня однажды спросили: «Жанна, почему вас нет в этом достойном списке позорящих страну?» Я ответила: «Потому что я позорю ее за свой счет».

— Скажите, как к вам относятся за рубежом?

— Очень хорошо.

— Но не верят, что происходящее в ваших фильмах бывает в реальности.

— Помню, мы повезли за рубеж «Нагиму». Я-то уже привыкла ко всяким вопросам, а у Дины Тукубаевой, исполнительницы главной роли выпускницы детдома (актриса сама из детдома), была первая в ее жизни пресс-конференция. И французский журналист сказал: «Ну, мы же понимаем, что дом героини — это декорация, которую вы специально построили, чтобы усилить драму: вы же так не живете на самом деле». А мы снимали в Шаныраке. Я ответила, что мы ничего не строили, а арендовали реальные дома для съемки. Когда мы вышли с пресс-конференции, у моей Динки были глаза, полные слез. Она говорит: «Тетя Жанна, они же нам не поверили. Как будто мы две вруши». Иностранцы же думают, что Казахстан — богатая нефтяная страна с высоким валовым доходом на душу населения.

— Что у вас дальше?

— Сняла фильм «Судьба» о герое нашего времени. Мне интересно покопаться, кто он такой. Не хватает 75 тысяч долларов, чтобы закончить картину.

Не хочу, чтобы после нашей беседы сложилось впечатление, будто я такая бедная, несчастная, никто мне денег не дает.

Во всем этом навозе есть и прекрасное. Самое главное — я счастлива оттого, что в Казахстане имею полную творческую свободу. Помню, когда была с «Кароем» на кинофестивале в Ханты-Мансийске в 2007 году, ко мне подходили узбеки и на полном серьезе говорили: «Если б мы такое сняли, у нас бы забрали паспорта и мы 20 лет были бы невыездными. У нас запрещено такое снимать». В Азербайджане снимают один-два фильма в год. У нас — пятьдесят.

Мне никто не помогает, но, по крайней мере, никто и не мешает. И на том спасибо. Несмотря на разные неприятные моменты, я живу в нашей стране до тех пор, пока могу делать свое дело.

***

Жанна Исабаева, член Азиатской киноакадемии, автор сценария, режиссер и продюсер полнометражных художественных фильмов:

«Карой», 2007 год («Неделя критики» международного кинофестиваля в Венеции, приз «За выдающуюся операторскую работу» МКФ в Ханты-Мансийске, номинация «Лучший режиссер Азии — 2007» кинопремии Asian Pacific Screen Awards — «Азиатский Оскар»).

«Ойпырмай, или Дорогие мои дети», 2009 год (специальный приз жюри и приз кинопрессы открытого кинофестиваля СНГ и стран Балтии «Киношок», «Приз за лучшую режиссуру» МКФ «В кругу семьи»).

«Теряя невинность в Алма-Ате», 2011 год (МКФ в Варшаве).

«Нагима», 2013 год (Gala Presentation МКФ в Пусане, 2013; программа «Форум» Берлинского МКФ 2014; Гран-при МКФ в Довиле, Франция; диплом NETPAC на Московском МКФ, 2014; Гран-при МКФ Zagora, Марокко; Гран-при МКФ Panorama Internacional Coisa de Cinema, Сан-Сальвадор, Бразилия; Гран-при Golden Hanoman Awards МКФ NETPAC Asian Film Festival (JAFF).

«Бопем», 2015 год (МКФ в Варшаве).

«Света», 2017 год (главный конкурс Токийского МКФ, номинация «Лучшая актриса Азии — 2018» кинопремии Asia Pacific Screen Awards для исполнительницы главной роли Лауры Королевой).

«Отвергнутые», октябрь 2018 года.

Автор сценария, режиссер телевизионных сериалов «Цена свободы», «Отдел особого назначения» для казахстанского телеканала КТК. Автор идеи, режиссер, продюсер исторического документального цикла «Декоративно-прикладное искусство казахов» для АО «Агентство “Хабар”».