Белые фигуры, черные коляски

Вход в "красную зону". Фото Дильдоры Ахмеджановой

Ковид-центр на «Гелионе», Манеж на Дагбитской — так в народе называют второй специализированный лечебно-распределительный центр Самарканда для больных коронавирусом. Он начал работу в середине июля текущего года. К приему пациентов центр, рассчитанный на 500 человек, был готов еще в октябре 2020-го, но к тому времени эпидемия коронавируса в Самарканде пошла на спад, удалось обойтись силами главного лечебно-распределительного центра на 1080 коек — большого Манежа, что в районе Багишамала. Но этим летом из-за резкого роста количества заболевших пришлось задействовать и резерв.

Я провела в центре несколько дней в качестве каровчи (в переводе «смотритель», фактически — сиделка). Узнав о такой возможности, я поначалу оторопела: в красную зону пускают посторонних? Разве это не опасно — для них и окружающих?

— Нет, если соблюдать правила безопасности и масочный режим, — заверил меня заведующий реанимацией Улугбек Саломов. — Желательно, чтобы сиделки были вакцинированы, если нет — они должны использовать средства защиты.

(Кстати, о том, что я журналистка, в ковид-центре не знали до момента моей беседы с Саломовым, а говорили мы с ним в один из последних дней моих дежурств в качестве каровчи).

Привлекать сиделок начали в прошлом году.

— Объясню, почему. Для реанимационных больных основное — уход. Без ухода вытащить их невозможно. Больным надо воду вовремя дать, покормить, подать судно… Наш центр — своего рода военно-полевой госпиталь. Наплыв пациентов большой, санитарки физически не успевают уделить каждому пациенту столько внимания, сколько ему требуется, — пояснил заведующий реанимацией. — И потом — личный контакт тоже имеет значение: с родственником пациент больше будет контактировать, чем с посторонними. Поэтому мы эту методику и ввели. Она помогает. Смертность в два раза снизили благодаря только ухаживающим. Это же самое главное — снизить смертность.

Когда я сообщила о желании стать сиделкой, мне выдали защитный комбинезон, бахилы, латексные перчатки и прозрачный пакетик для телефона. Респиратор был свой. Мой рюкзак упаковали в пакет, наказав не заглядывать в него во время пребывания в помещении ковид-центра, а после — распаковывать с особыми мерами предосторожности. Вход в ковид-центр из раздевалки отдельный, возвращаться сюда уже нельзя.

Комната для хранения средств индивидуальной защиты

В дверь с вывеской «Кизил худуд» («Красная зона») вошла, внутренне напрягшись. Большое помещение, высокие потолки. Ряды белых боксов, мелодичные звуки каких-то аппаратов, людской гул, множество белых фигур, черные кресла-коляски, на которых пациентов подвозят к туалету...

Под ковид-центр переоборудован один из двух спортивных залов стадиона «Олимпия» при республиканском колледже олимпийского резерва. Воздух в помещении охлаждают мощные кондиционеры. Спортзал разделен на десять секторов-отделений с так называемыми боксами: своего рода палатками без крыш, в каркас которых вмонтированы трубы, проводящие кислород, стены сделаны из плотной клеенки, а вместо дверей — белые хлопчатобумажные занавески.

Реанимационное отделение занимает первые три сектора. В первом лежат самые тяжелые пациенты, во втором и третьем — в среднетяжелом состоянии. Остальные сектора отведены под отделения кардиологии, нефрологии, неврологии, эндокринологии, интенсивной терапии и соматики. На стенах в местах концентрации врачей вывешен утвержденный Минздравом Узбекистана протокол лечения COVID-19 на нескольких страницах — восьмой вариант.

У «дверей» боксов пришпилены листки с назначениями и отметками о проведенных процедурах и показателях пациента. Листки обновляются раз в два часа. В каждом боксе установлен кислородный аппарат, есть несколько розеток, стоят по одной-две кровати, у каждой — тумбочка. На ней — рулон бумажных полотенец, пакет сока, одноразовые стаканчики и трубочки для питья, флаконы с жидким мылом и антисептиком, зубные паста и щетка. Все это предоставлено ковид-центром. С водой проблем нет: в «коридоре» между боксами стоит пара кулеров с горячей и холодной водой, на тумбочки больным по утрам и вечерам ставят по литровой бутылке воды, у каждого бокса по утрам выставляют десятилитровые баллоны.

Отдельно расположено приемное отделение, оно состоит из регистратуры, боксов для осмотра, рентген-диагностики, УЗИ, ЭКГ. Есть своя круглосуточная лаборатория, где, по словам Саломова, делают все необходимые для диагностики ковида анализы, и аптека.

— Как у вас с лекарствами? Не приходится просить родственников пациентов докупить что-то? – спрашиваю собеседника.

— Центр на 100 процентов обеспечен всеми препаратами для лечения ковида, включая дорогостоящие. Склад заполнен, — ответил Саломов.

Действительно, на вопрос, требуется ли найти и принести какие-то препараты, нам отвечали, что все необходимое в центре есть, и даже еду для больных не нужно приносить. Так же ответили и девушке, присматривавшей за матерью в соседнем боксе, с которой мы перекинулись парой фраз.

Что касается питания, то в ту часть реанимационного отделения, где я находилась, утром привозили на тележке жидкую кашу, днем и вечером – супы, которые можно давать больному через зонд. Но пару раз замечала на тележках одноразовые контейнеры с пловом — для пациентов, способных есть самостоятельно.

Во дворе установлена кислородная станция: кислород — основное средство при лечении тяжелых случаев ковида. Одну из основных проблем Самарканда — перебои в подаче электроэнергии — в центре решили подключением к автономной стратегической линии передач.

— Стратегическая линия никогда не отключается, у нас свет вообще не гаснет. Тут автономная система. Все продумано до мелочей. В работе этого центра участвует много организаций: электрики, газовики, водоснабжение, МЧС... Прежде чем открыться, мы все ситуации просмотрели, чтобы центр работал бесперебойно, — рассказал Улугбек Иноятович.

Он сообщил, что в центр вложены миллионы долларов, хотя это, может, и не очень заметно: «Один ИВЛ-аппарат обходится по цене одного [автомобиля] Малибу — 25-30 тысяч долларов».

— ИВЛ часто приходится задействовать?

— Да, у нас все аппараты работают.

— А сколько аппаратов всего?

— Более 25 ИВЛ и 45 СИПАП-аппаратов. Все работают.

В бокс напротив к только что поступившему пациенту подвезли мобильный рентген-аппарат. В нашем боксе на тумбочку периодически ставили монитор, демонстрирующий сатурацию и частоту сердечных сокращений больного. У пациентов ежедневно проверяют кровь на свертываемость.

Сотрудники ковид-центра экипированы по полной: одноразовые белые комбинезоны, резиновые сапоги, респираторы, защитные щитки. У некоторых на шеях висят пульсоксиметры. На спинах шариковой ручкой написан номер сектора, имя и должность — иначе не понять, кто перед тобой. У многих под респираторами защитные маски, а на руках — несколько пар перчаток, запястья и щиколотки замотаны скотчем — для большей надежности. Не представляю, как можно в такой экипировке проходить восьмичасовую смену: мои руки в перчатках взопрели и похолодели примерно через полчаса после того, как я их надела. Не выдержав, сняла, решила почаще пользоваться антисептиком на основе спирта. Иногда надевала целлофановые перчатки – в них было легче, чем в латексных.

Медперсонал работает в три смены по восемь часов — без еды, без воды, без посещения туалета. «Организм к этому уже привык», — говорит одна из работниц центра.

В каждой смене – по две санитарки, четыре медсестры и три врача. По крайней мере, так устроена работа во втором секторе отделения реанимации. Медсестры и врачи курируют определенные боксы, на плечах санитарок — все отделение. По моим наблюдениям, больше всего достается работающим с 8 до 16: санитарки постоянно в движении. Тут снова протереть пол, там сменить памперс, расставить десятилитровые баллоны с водой у каждого бокса, этого больного накормить через зонд, того переодеть...

Весь медперсонал вакцинирован. Прививка от коронавируса — одно из основных условий трудоустройства в ковид-центр. Другое условие — опыт работы в желаемой должности. А самый важный критерий, по словам Улугбека Саломова, — добросовестность.

— Добросовестность — это самое главное. Не столько медицинские знания, потому что у нас есть протоколы, подсказки, шпаргалки, если что. А вот именно добросовестность, милосердие, вежливое обращение с больными. Это очень сильно влияет на выздоровление, — поясняет заведующий реанимацией.

Участливость медперсонала — один из моментов, которые обращают на себя внимание. При всей загруженности и интенсивности сотрудники реанимации остаются ласковыми и внимательными к пациентам, подходят по первой просьбе. (Кстати, милиционеры и нацгвардейцы, пропуская меня на территорию ковид-центра, обязательно интересовались, улучшилось ли состояние моей подопечной. «Да, спасибо», — отвечала я. И они желали ей скорейшего выздоровления. Удивительно). Пациенты не остаются без внимания надолго: в бокс то и дело заглядывает санитарка или медсестра, реже — врачи.

Договор с медработниками заключен на месяц. Работают без выходных. Зарплата санитарок составляет 4 миллиона сумов ($376), медсестер — 10 миллионов ($940), врачи получат по 15 миллионов ($1409).

— Говорят, люди боятся идти работать в ковидные центры. У вас была проблема с набором? Или, наоборот, был конкурс при приеме на работу? — спрашиваю Саломова.

— В начале, в первом потоке, была нехватка, боялись все медики. Я сам боялся, — усмехнулся врач.

— Вы имеете в виду прошлый год?

— Да, когда только все началось. Когда шел первый пациент, наши девочки плакали, будто провожали нас в последний путь. И больные на нас смотрят со страхом, и мы больных боялись. Чего скрывать. человеческий фактор. Потом привыкли. Сейчас страха нет.

— То есть сегодня проблемы с набором персонала у вас нет?

— Абсолютно. Уже в прошлом году мы ввели конкурсную систему, чтобы отбирать достойных, добросовестных.

— Как контролируете их работу? У вас тут видеокамеры?

— И камеры, и больные рассказывают. Врачи ходят, смотрят, как там пациенты: мокрые — не мокрые… В прошлом году, когда работал на другом объекте, пришлось, к сожалению, двоих уволить. Потому что ночью они сидели и играли в телефон. Уволили — и этого было достаточно, чтобы дисциплина восстановилась. А чтобы контроля меньше было, лучше отобрать хороших специалистов. Смотришь на человека при приеме, видишь, на что он способен. Чисто по опыту понимаешь. За новыми работниками наблюдаем. Если видим, что слабый, объясняем все, показываем. Если неисправимый — то извини меня, давай, это не твое место. Не все же деньгами меряется.

— Какие у центра есть проблемы?

— У центра одна проблема – массовое поступление больных.

— Как ее решаете?

— У нас сейчас несколько ковид-центров, координируем работу между собой: где освобождаются места — туда и перенаправляем кареты скорой помощи, чтобы зря не мотались по городу. А если говорить о снижении числа инфицированных коронавирусом, то хочется призвать людей выполнять элементарные правила: соблюдать дистанцию и масочный режим, вакцинироваться, использовать санитайзеры — все это действительно работает.

* * *

…Как-то, уходя из ковид-центра, заметила, что дверь во второй спортзал «Олимпии» открыта. Заглянула: боксы, кровати. То есть, еще одно огромное помещение зарезервировано и подготовлено для приема пациентов. Пока в нем тишина.

О том, как отличить ковид от других заболеваний, когда больной перестает быть заразным, поступают ли в ковид-центр вакцинированные и как протекает их лечение, стоит ли делать прививку и кому она выгодна — читайте в отдельном интервью с Улугбеком Саломовым, которое готовится к публикации.