Узбекистан объявил реформы и ждет инвестиций: на узбеко-германском бизнес-форуме подписаны договоры на сумму более 4 млрд евро; во время визита президента Шавката Мирзиёева в США — почти на $5 млрд; Россия вложит в строительство АЭС около $11 млрд. Страна переживает сложный период транзита к новому типу экономики, но как сделать, чтобы инвесторы не декларативно, а реально пришли с деньгами и технологиями? «Фергана» поговорила с бывшим премьер-министром Казахстана Акежаном Кажегельдиным, при котором тоже прошел период перехода от государственной экономики к рыночной, — о том, похожа ли ситуация в Узбекистане на то, с чем столкнулся Казахстан 25 лет назад, и может ли Ташкент использовать опыт соседа.
— Акежан Магжанович, вы были премьер-министром Казахстана с 1994 по 1997 год. Насколько ситуация в Казахстане 25 лет назад похожа на то, что сегодня происходит в Узбекистане?
— Ситуация похожа только в одном: Узбекистан заявил о своем намерении провести реформы, прежде всего в экономической сфере. Уже третий год, с 2016-го, Узбекистан находится в центре внимания Запада: все, кому интересна эта страна и как новый рынок, и как большая территория в центре Центральной Азии, связывают с ней большие ожидания, и я знаю это точно из моего круга общения. Последние два года ко мне часто обращаются с вопросами по поводу Узбекистана: какие оценки, чего ждать?
Узбекистан сегодня — это вызов. И если в Ташкенте будут последовательны в выполнении заявленного — то это будет пример огромного успеха. И очень хорошая платформа для перемен — то, как Узбекистан сегодня смог выстроить отношения с соседями.
В этом их отличие от Казахстана 1993 года — тогда мы все только начинали и не понимали, как работать с соседями. А сейчас нужно использовать опыт всех — и идти своим путем.
— Вам не кажется, что процесс немного пробуксовывает?
— Информации, конечно, не хватает. Когда мы проводили реформы, то по поручению президента еженедельно выходили на «правительственный час» на телевидении и объясняли людям, что собираемся делать. Пошагово. При той нашей бедности правительство потратило деньги и создало телекомпанию «Хабар», которую потом приватизировали и перепродали правительству уже за 100 миллионов. Это казахская грустная история, надеюсь, что в Ташкенте она не повторится.
Узбекистан все еще остается довольно закрытой страной. Но очевидны шаги в сфере общественных отношений, в сфере доступа к информации. Многое из того, о чем мы говорим, раньше было «зацементировано», а сейчас постепенно отпускается. Кому-то это может показаться огромным шагом, а кому-то недостаточно.
— Открытость важна, но ждешь эффективных экономических реформ…
— Я далек от того, чтобы поучать узбекских коллег, как и что делать, но я бы рассказал, как делали это мы.
Каким будет Узбекистан, какую политическую модель они изберут — это вопрос внутренний, это будет решать народ Узбекистана и его политический класс, который спал два десятилетия, а сегодня пробудился. Я вижу, как работает дипломатическое ведомство Узбекистана, и прошедший в Германии бизнес-форум тому яркое подтверждение.
Но что бы я посоветовал? После того как глава государства проедет по ведущим странам, «проложит тропинку» и сделает политические заявления, нужно, чтобы кто-то повторил этот же путь и уже встречался непосредственно с теми, кому был адресован президентский «месседж».
— Вы имеете в виду зарубежный бизнес?
— Да. И политики, и журналисты, и эксперты, и представители крупных финансовых корпораций ждут своих потенциальных партнеров, чтобы посидеть за круглым столом и поговорить. Куда их приглашают, в какую сферу экономики? Как это будет выглядеть?
И тут возникает очень важная проблема. Мы в свое время с этим столкнулись.
Инвесторы приходят под гарантии законодательства. Управлять экономикой с помощью текущих решений, министерских актов или даже президентских указов невозможно. Это не воспринимается партнерами на Западе.
Они говорят: мы должны понимать, с чем мы столкнемся, как охраняется собственность, что нас ожидает, если мы придем к вам с инвестициями.
Поэтому безотносительно того, каким будет политический строй Республики Узбекистан, руководство сегодня должно определиться и заявить, какой будет экономика: рыночная, квазирыночная…
— Квазирыночная — это, например, где?
— Например, в Казахстане сегодня. К сожалению. Казахстан очень быстро рванул в капитализм, а потом начал потихоньку откатывать назад. И теперь там уже государственный капитализм, он очень вреден для народа, ничего не принесет ни будущему, ни настоящему, и он породил отвратительную систему, которая называется клептократия.
Узбекистану нужно, видя наш опыт, постараться избежать этого по разным причинам, в том числе из-за своей многочисленности и компактного проживания. Если в такой стране, как Узбекистан, возникнет социальный бунт, то он мирно не закончится. Это опасно. Опыт показывает: как только вы создадите одного олигарха, начинает создаваться олигархат и появляется почва для клептократии. А завершается это переделом собственности. Для Узбекистана это плохой сценарий: народу много, люди живут скученно, им собраться — один раз свистнуть…
Слава богу, Узбекистан — страна объективно стабильная, она смогла выстроить и сохранить государственные институты, чего не скажешь о ее соседях по Средней Азии, и потенциал там очень большой.
— Чего не скажешь о каких соседях?
— Государственные институты моего отечества стали очень слабы, они абсолютно коррумпированы и не работают. Там такая чехарда…
— В Узбекистане, думаете, не так?
— В Узбекистане система работает. Насколько эффективно — вопрос второй.
Но вернемся к экономике. Первое, что мы сделали, когда решили, что страна переходит к рыночной экономике, — это приняли новый Гражданский кодекс, который регулирует экономические и финансовые законы. Это так называемая экономическая конституция страны.
— Полагаете, что Узбекистану нужно принять новый Гражданский кодекс? Но сегодня одна из самых больных проблем в Узбекистане — это проблема кадров. Кто будет писать этот кодекс? В Министерстве юстиции не смогут, в парламенте не смогут…
— Ни в одной стране парламент этого не сможет. Нужны специалисты, которые напишут. Мы в свое время, чтобы нанять экспертов-юристов, заняли деньги у ФРГ. На подобную работу охотно дают гранты.
— Можете описать процесс привлечения специалистов для написания Кодекса?
— Правительство в лице агентства — скорее всего, Минюста, возможно, при содействии Минфина и Минэкономики — выступает заказчиком пакета новых законов. Главным экспертом становится национальная организация, представляющая бизнес, предпринимателей, потому что в данном случае они главная заинтересованная сторона. У нас это был Союз промышленников и предпринимателей Казахстана.
Заказчик через тендер выбирает зарубежных экспертов, у которых есть опыт проведения такого рода реформ: трансформации старой экономической модели в, допустим, рыночную. Эксперты сначала анализируют существующие законы и подзаконные акты и составляют так называемую «Белую книгу», из которой видно, может ли существующее законодательство быть нормальной юридической базой для новой экономики.
Как правило, нет.
И тогда эксперты предлагают внести определенные изменения в законы. А заказчик совместно с предпринимательским сообществом изучает предложения, вносит поправки — и уже доработанный документ отправляют в парламент. Эту работу грамотные юристы могут сделать за 12 — максимум 18 месяцев.
Международные эксперты, которые будут писать Гражданский кодекс, важны еще и тем, что с их помощью можно будет объяснить западным инвесторам, какие новые законы приняты в Узбекистане и как они работают. Не надо думать, что инвестор — это лопающийся от денег мешок, который не знает, куда бы их вложить. Как правило, инвестор скуп и расчетлив, его задача — получить прибыль.
И задача национальных институтов, включая предпринимателей, — найти такого инвестора, привести его деньги в страну и вместе с деньгами привести технологии. Использовать этого инвестора, чтобы закрепить свое положение на международном рынке и дать толчок национальной экономике.
— Но уже сейчас Узбекистан заключил договоры с инвесторами на миллиарды евро и долларов. Без всякого нового Кодекса.
— Да. Эти инвестиции придут под гарантию государства, это фундамент новой экономики. Но государство не может все время раздавать гарантии. Оно же решило, что переходит к свободному рынку, что больше не намерено быть главным собственником. Да и вся человеческая история показала, что государство — собственник не просто слабый, а вообще никакой.
Конечно, если будет принято решение, что основные экономические активы останутся в руках государства, а вокруг будут расцветать чайханы, небольшие ресторанчики и магазины, — то это путь Пакистана. Множество людей будут торговать друг с другом на улицах, но экономика не будет развиваться так, как могла бы, учитывая культуру и потенциал Узбекистана.
С тем предпринимательским драйвом, предприимчивостью и трудолюбием, что есть у узбекского народа, с его желанием с утра до вечера работать и результат своих трудов кому-то предложить и продать — глупо не иметь рыночной экономики.
Она все равно когда-то родится. Вопрос только, какой ценой и сколько поколений пройдет мимо своих возможностей. У узбекского народа огромный потенциал. Ему нужно дать возможность реализоваться.
Но для этого нужны деньги. А реальные прямые инвестиции, формирующие новый экономический класс, приходят под гарантии не государства, а законодательства: Гражданского кодекса, нового административного права, а вслед за ним — закона о банках, закона о собственности… Нужно переломить последствия ошибок, совершенных в прежние годы: например, бесконечно долго длившийся скандальный спор между правительством Узбекистана и Coca-Cola. Вопрос давно решен, это уже история, но негативное восприятие осталось. Чтобы от него избавиться — нужен пакет новых законов.
— На какую отрасль экономики Узбекистана вы бы обратили внимание инвесторов?
— Энергетика. Нельзя изменить индустриальный ландшафт Узбекистана, если немедленно не привлечь серьезные инвестиции в энергетический сектор. Той энергии, которая сегодня производится в Узбекистане, не хватает. Вся система нуждается в новых технологиях, и можно было бы сделать две вещи сразу: инвестировать в этот сектор экономики и провести в нем реформу, т. е. сменить форму собственности.
— В энергетике? Как энергетика может быть не государственной?
— Энергетика не является собственностью государства в ФРГ, США и Канаде. Посмотрите, как там все развивается. Энергетика не является государственной собственностью в Японии.
— Это частный бизнес?
— Да. Но сначала государство должно помочь этому сектору развиться, используя свою власть. Никто в сегодняшнем Узбекистане не может быть эффективнее и реактивнее государства. Надо построить сеть новых станций — и разрешить их приватизировать своим гражданам. Не одному олигарху, это опасный путь. Как сделать, чтобы крупная корпорация принадлежала не одному человеку, а народу? Есть только один путь — публичные институты и публичная собственность.
— Ваучеры? В России не получилось.
— Нет. Пенсионные фонды. И через пенсионные фонды вы решите много социально-политических задач.
— Объясните.
— Берется одна отрасль, стабильно работающая, — допустим энергетика. И в качестве примера в этой отрасли создается накопительный пенсионный фонд. Люди, работающие в отрасли и получающие стабильную зарплату, делают туда накопительные отчисления.
Эти деньги могут участвовать в финансировании дефицита бюджета или в модернизации собственной отрасли, если на них покупаются акции. Почему в США нефтяные компании всесильны? Не потому, что они где-то добывают нефть или у них очень умный президент совета директоров. Их главная сила в том, что их главными акционерами являются американские пенсионные фонды.
— Мы говорим о покупке акций на эту накопительную часть пенсии?
— Грубо говоря, да. И появляется, во-первых, класс новых собственников — владельцев ценных бумаг; во-вторых, новый ресурс для финансирования экономики, и в-третьих, мы решаем вопрос пенсионного обеспечения. В пенсионном фонде есть наблюдательный совет, есть исполнительный орган. На годовом собрании люди через своих представителей решают, куда вложить деньги: например в акции новой ГЭС. И граждане — опосредованно, через отраслевой пенсионный фонд — становятся собственниками.
Пенсионные фонды на Западе — самый стабильный источник поддержания экономики и самый стабильный инструмент объединения граждан под одним интересом.
— Россия уже договорилась с Узбекистаном о строительстве АЭС, это будет первая атомная станция в постсоветской Центральной Азии. Может, ее энергии хватит, чтобы обеспечить Узбекистан? И тогда весь энергетический сектор сведется к этой АЭС, и никто не даст никаким пенсионным фондам покупать ее акции.
— Не хватит этой энергии, никакая АЭС не поможет сделать рывок в экономике. Узбекистан находится в центре постсоветской Центральной Азии, и это дает ему возможность стать энергетическим хабом для стран-соседей. Рывок — это замена старых электростанций на новые, использование всех источников энергии, и существующих, и новых: солнце, ветер… Сразу возникнет вопрос — как быть с Парижским соглашением (принято взамен Киотского протокола в 2015 году; регулирует меры по снижению углекислого газа в атмосфере с 2020 года. — Прим. «Ферганы»)? Договариваться и объяснять, что новые технологии позволят добавить мощностей к тому, что сегодня производит «Узбекэнерго», и процентов на 80 сократить грязные выбросы, в том числе убрав печки, которыми до сих пор топят даже в городах. Многие областные центры Узбекистана выглядят, как Стамбул 25 лет назад, когда там все было в копоти…
Правда, с водой как источником энергии нужно быть осторожным и учитывать интересы соседей. Таджикистан, например, хочет развивать экономику, но у него пока единственный источник энергии — вода. И если Узбекистан решит стать энергетическим хабом и с этого начать подъем экономики, то он должен подписать соглашения с соседями и предоставлять Таджикистану необходимое количество энергии…
— Таджикистан строит Рогунскую ГЭС не только для обеспечения энергией собственной экономики, но и чтобы иметь возможность ее продавать.
— Естественно. Минимум 40% получаемой энергии должно быть ликвидно на внешнем рынке. Но Рогун не закроет ни таджикскую, ни узбекскую проблему. Это же старый советский проект, там мощность недостаточная. Это вообще общая проблема всех бывших советских республик, в том числе и Казахстана: необходимо менять инфраструктуру. Дороги никуда не годятся, транспорта нет нормального. У нас до сих пор многие производители экспортных товаров работают на станциях, которые были построены в начале ХХ столетия — даже не большевиками, а раньше.
— В Казахстане?
— Да. Я уверен, что и в Ташкенте есть такие станции. Я знаю структуру энергетики Узбекистана, я понимаю, что там происходит. Там нужно одновременно провести модернизацию и реформу. Остановить воровство, остановить неэффективное управление и создать нового собственника, не выпуская пока главную собственность из рук государства. Это исполнимая задача.
И Узбекистан, используя свою центральную географическую расположенность, имеет огромный шанс привлечь капиталы и инвестиции в развитие инфраструктуры. Почему-то думают, что люди готовы инвестировать только в нефть или газ. Ничего подобного.
Сейчас мировая экономика набита деньгами из-за кризиса, там каждый день думают, куда бы эти деньги направить. И по большому счету Узбекистану нужно продать мировой экономике свои реформы.
-
14 ноября14.11Тюркский единыйЗачем Эрдоган настаивает на ускорении перехода стран Центральной Азии на латинский алфавит
-
04 ноября04.11Земля тюрков не для турокИмела ли Турция шансы получить власть над Центральной Азией
-
02 октября02.10Тест на адаптациюК чему приведет ужесточение требований для въезжающих в Россию мигрантов и их семей
-
30 сентября30.09Казахское поле экспериментовКто и зачем создал орду между Волгой и Уралом
-
10 сентября10.09Вы сами так решилиПочему референдум о строительстве АЭС в Казахстане — плохая идея
-
14 августа14.08«Народ vs государство: на чьей стороне референдум по АЭС?»С выпуска под таким названием в Казахстане стартовал проект «Трансграничная журналистика»