Ужасы рынка

Как сельское хозяйство Таджикистана переходит к частной собственности? Как председатели колхозов манипулируют крестьянами, подавляя их инициативу? От чего зависит успешность фермера? Эти вопросы исследовали американские ученые Брент Хирман (Brent Hierman, Военный институт Виргинии) и Навруз Некбахтшоев (Navruz Nekbakhtshoev, Университет Индианы в Блумингтоне), чья статья Land reform by default: uncovering patterns of agricultural decollectivization in Tajikistan недавно вышла в журнале The Journal of Peasant Studies.

После падения коммунистических режимов по всей Восточной Европе и в бывшем СССР ограничения на частную собственность на землю были так или иначе сняты. Конкретные условия в разных республиках отличались, но всюду были предприняты попытки как-то ликвидировать колхозы и создать фундамент для рыночного сельского хозяйства.

Китайский и вьетнамский пример внедрения рынка на селе вселил в экспертов уверенность, что и в странах СНГ крестьяне массово побегут из неэффективных колхозов в индивидуальные фермерские хозяйства. Но что-то пошло не так. Приватизация проходила с большим скрипом. В некоторых странах хозяйства сменили вывеску, но, по сути, остались теми же колхозами и совхозами – и работают по соседству с вполне успешными частными фермами. Экономистов и политологов такое сосуществование разных систем хозяйствования ставит в тупик, а затем заставляет задумываться – почему одни люди переходят на новые правила игры, а другие вполне с выгодой для себя держатся за, казалось бы, отжившие свой век старые правила?

Хирман и Некбахтшоев ответили на этот вопрос на примере Таджикистана, составив подробную карту разных типов хозяйств, а потом прояснив закономерности деколлективизации в серии интервью с крестьянами. Почему они выбрали именно Таджикистан? Прежде всего потому, что это аграрная страна, где в сельском хозяйстве, дающем 20% ВВП, работает половина всех трудоспособных граждан.

Республика интересна еще и своей медленной приватизацией (формально государство владеет всей землей) и консерватизмом в аграрной сфере. Земельная реформа в Таджикистане была проведена «сверху», с помощью множества нормативно-правовых актов и указов президента. На первом этапе (1992-2005 годы) совхозы и колхозы преобразовали в акционерные общества и коллективные дехканские хозяйства, а члены колхозов получили право забирать свою долю земли и создавать собственные фермы. Размер и место конкретного участка определял местный земельный комитет. С середины 2000-х годов недовольство низкими темпами преобразований и чудовищными долгами многих хозяйств, прежде всего хлопковых, заставило власть ускорить процесс и перевести все сохранившиеся колхозы на частные рельсы.

Выпас скота в крестьянском хозяйстве в Таджикистане. Фото с сайта Tiroz.org

Общие контуры аграрной реформы были определены указами президента, а вот ее реализация проходит очень по-разному в каждой из областей Таджикистана — имеет место децентрализация решений и раздутые полномочия разных структур на местном уровне. Как показали большие опросы Всемирного банка в 2007 и 2012 годах (интервьюировали 1500-1800 крестьян), даже в одной области существовали районы, где вообще не произошло приватизации земли, и районы, где более 50% семей работали на частных фермах.

От чего же зависит скорость деколлективизации? В других странах (Румынии, России, Молдове, Украине) ученые обычно объясняют медленные темпы аграрной реформы сопротивлением местных элит. Им выгодно тормозить процесс распределения колхозных земель в частные руки, так как эти земли предоставляют им важный ресурс контроля над местным населением. А дальше остается только сыграть на страхе потенциальных фермеров перед ужасами рынка, как это сделали председатели колхозов в молдавской глубинке. Но это – наблюдение общего порядка, слабо объясняющее региональное разнообразие.

Авторы статьи предлагают еще одну гипотезу: скорость приватизации определяется прежде всего прибыльностью конкретного хозяйства. Чем меньше денег приносит колхоз, тем больше стимулов его расформировать и раздать землю. Если, наоборот, коллективное хозяйство продолжает давать доходы, это дает в руки консервативным председателям сильные инструменты тормозить приватизацию – например, выплачивать большие зарплаты колхозникам из прибыли.

Страх и консерватизм

Для проверки этой гипотезы исследователи изучили ситуацию в районах, расположенных более чем в ста километрах от Душанбе (чтобы убрать влияние фактора столицы) и выращивающих главным образом хлопок (чтобы снять фактор различных сельскохозяйственных культур). Летом 2012 года ученые провели серию интервью с 11 бывшими и действующими председателями колхозов, а также с 70 крестьянами (из коллективных и частных хозяйств). Интервью брались в двенадцати случайным образом выбранных селах Зафабадского и Канибадамского района (Согдийская область), Кулябского и Кубодиёнского (Хатлонская область).

Главной причиной для роспуска колхозов оказались финансовые трудности. «Наш колхоз набрал долгов, и тогда раис быстро раздал землю, чтобы избавиться от финансовой ответственности», — рассказал крестьянин из Кабодиёна. Иными словами, новые законы помогли «неэффективным менеджерам» уйти от ответственности. Поразительно, что как раз право крестьян получить землю и тем более их желание обзавестись собственным хозяйством почти не упоминается в интервью. Приватизация происходит по необходимости. Более того, банкротство колхозов обычно сопровождается деградацией инфраструктуры – ирригационных каналов, сельхозтехники и так далее. Все эти проблемы «по наследству» передаются семейным хозяйствам.

Впрочем, нежелание крестьян работать играло не менее важную роль, чем плохой менеджмент. «В прошлом году они не пришли собирать хлопок. Земля была вся белая, и я сказал – товарищи, выходите и помогите собирать хлопок. Но они потребовали, чтобы я заплатил им по два сомони за килограмм, а я этого не мог сделать, так как ставка тогда была один сомони. Ну хорошо, тогда вы сами собирайте его и сами продавайте. Я решил, что хорошей идеей будет распустить колхоз», — рассказал бывший председатель из Канибадама. Ученые отмечают, что в этом и подобных случаях крестьяне не земли требовали, а поднять им «зарплату», — получается, что их нежелание работать на определенных условиях неожиданно привело к полному распаду привычной формы хозяйства. Свою роль тут, безусловно, сыграла и миграция в Россию, вызвавшая отток хороших работников и снизившая производительность труда.

Таджикистанские крестьянки. Фото с сайта News.tj

Главным препятствием к успешному переходу к частному хозяйству исследователи считают именно психологический фактор – а именно страх. Опрошенные крестьяне продолжают работать по старинке из-за недостатка денежных средств, невозможности собрать достаточно трудовых ресурсов, из-за сложностей в доступе к воде и технике, наконец, из-за сложного налогового законодательства. Люди знают о своем праве на землю, но до последнего боятся им воспользоваться. Разумеется, среди начальства всегда находятся те, кто готов наживаться на этих страхах. «Председатели препятствуют разделу земли, пугая людей, что им будет сложно найти трактор, деньги на семена, а банки не дадут им ссуды» (бывший председатель из Канибадама).

Образованные и многодетные – кому выгодна приватизация?

В ходе интервью ученые заинтересовались, какие личные качества стимулируют таджикских крестьян уйти в свободное плавание. Оказалось, что больше всего переходу к самостоятельному хозяйствованию способствует большая семья. Дехкане, у которых есть многочисленные дети, родственники, сразу решают проблему дефицита трудовых ресурсов. Кроме того, переводы от близких, работающих в России, предоставляют нужные фонды для закупки семян и удобрений.

Второй важный фактор – сила социальных связей. Из четырех крестьян, первыми взявших свою долю земли и организовавших фермы в Кулябе и Кабодиёне, один был хаджи, второй – бригадиром, третий и четвертый несколько лет работали в России. Все они обладали связями за пределами родной деревни, а также имели доступ к информации о земельной реформе, закрытой от их более замкнутых односельчан. Наконец, последний важный фактор, способствующий приватизации, – это уровень образования. Более образованные крестьяне лучше знают о своих правах, их сложнее запугать, им проще спланировать бизнес, вести документооборот и так далее.

Однако интервью давали ученым лишь приблизительное представление о значимости всех перечисленных факторов, способствующих и препятствующих приватизации земли. Чтобы лучше прояснить причинно-следственные связи, Хирман и Некбахтшоев дополнили свою работу статистическим анализом. Они взяли упомянутые выше большие опросы Всемирного банка, выделили оттуда информацию по 13 «хлопковым» районам республики, удаленным от Душанбе, и посмотрели в динамике, какие именно хозяйства в 2000-е годы быстрее переходили к частной собственности.

Как оказалось, экономика кладет психологию и социологию на обе лопатки. Да, размер семьи, связи, уровень образования влияют на выбор конкретного крестьянина, но уже на уровне района не оказывают никакого воздействия на скорость и качество развития частных хозяйств. По статистическим данным, чем хуже – тем лучше: больше всего капитализму и приватизации на селе способствуют низкие урожаи. «Управленцы непродуктивных хозяйств не могут, да и не хотят препятствовать их разделу и переходу в частные руки. И наоборот: когда колхозное хозяйство приносит доход, его начальство обладает массой ресурсов, чтобы удерживать крестьян от превращения в фермеров», — пишут ученые.

Насколько результаты исследования актуальны сейчас, когда приватизация сельского хозяйства Таджикистана практически завершилась? Думаю, что ученые выяснили важную вещь: главные действующие лица в аграрной сфере – это начальники, бывшие и нынешние. Рядовые дехкане воспринимают новые правила игры не как шанс для себя, а как источник опасности. Шансы, что они разорятся и продадут свои земельные наделы крупным игрокам, связанным с властью, весьма велики. Возможно, и среди успешных фермеров современного Таджикистана окажется немало бывших «раисов», с выгодой для себя поменявших административные рычаги на экономические.