Во время работы в Киргизии мне удалось побывать в двух городках, рядом с которыми находились крупные урановые месторождения, – в Мин-Куше, расположенном в Нарынской области, и Каджи-Сае, который находится на южном берегу озера Иссык-Куль.
Впрочем, городами их назвать сложно. Это скорее селения, и впечатление они производят удручающее. История у многих подобных поселков городского типа примерно одинаковая. При СССР это были стратегические объекты на прямом обеспечении Москвы, в которые съезжались люди со всего СССР. Сейчас это забытые богом местечки с разваливающимися домами. И если Каджи-Сай, где в годы расцвета проживало 11 000 человек, а сейчас – не более 4000, еще как-то выживает за счет продажи фруктов и приезда туристов в летний сезон, то находящийся в горах Мин-Куш умирает буквально на глазах. Вместо 20 000 человек, населявших этот город раньше, сейчас здесь живет меньше 2000.
Однако, помимо социальной катастрофы, поселениям, находящимся возле бывших месторождений, грозит катастрофа экологическая. При СССР за отвалами и урановыми хвостохранилищами (места хранения отходов переработки урана) постоянно присматривали и не позволяли им разрушаться. После развала Советского Союза все здесь было брошено на произвол судьбы. Аналогичные проблемы беспокоят сейчас Узбекистан и Таджикистан. В мае 2018 года представитель Евросоюза сделала заявление от имени Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана и призвала оказать им содействие в переносе хвостохранилищ.
Рекультивация стоит дорого
Однако еще в 2009 году Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) выделило Таджикистану более полутора миллионов долларов для решения проблем, связанных с радиоактивными отходами и их консервацией.
В 2012 году в рамках программы СНГ «Рекультивация территорий государств, подвергшихся воздействию уранодобывающих производств» были выделены деньги на рекультивацию четырех урановых хвостохранилищ в Центральной Азии. Реализовывал программу «Росатом». Рассчитана она была на шесть лет, то есть до 2018 года, и потратили на нее $38,5 миллиона. Рекультивация должна была пройти в поселках городского типа Мин-Куш (четыре урановых хвостохранилища) и Каджи-Сай (одно урановое хвостохранилище) в Киргизии и в городе Истиклол (бывший Табошар) в Таджикистане.
В течение 10 лет в регионе проводили исследование по оценке воздействия урановых отходов на окружающую среду. В ноябре этого года представительство Европейского Союза в Киргизии сообщило, что исследование закончено, а также подготовлены ТЭО (технико-экономические обоснования) работ по рекультивации на семи объектах: Майли-Суу (Майлуу-Суу, Майли-Сай, Майлы-Суу), Мин-Куш, Шекафтар (Киргизия), Истиклол, Дигмай (Таджикистан), Чаркесар и Янгиабад (Узбекистан). На исследование ЕС выделил 16 миллионов евро, а теперь намерен дать деньги и на саму рекультивацию.
Риск для здоровья
На вопрос «Ферганы», какую конкретно опасность представляют урановые хвостохранилища и отвалы, в пресс-службе представительства ЕС в Киргизии ответили, «что зачастую шахтные стволы, туннели и штольни оставались открытыми и доступными для местного населения и домашнего скота. Отвалы пустой породы и бедных руд и хвостохранилища нередко остаются непокрытыми и подвергаются воздействию неблагоприятных погодных условий. Дождевые и грунтовые воды, попадая в шахтные системы, отвалы и свалки, становятся загрязненными, а затем могут быть использованы в качестве питьевой воды или воды для орошения». (Сохранена стилистика оригинала. – Прим. «Ферганы»).
В пресс-службе также отметили, что вышеперечисленные объекты «представляют собой серьезные риски для окружающей среды и здоровья населения, включая физические риски для людей или животных и радиологические и токсикологические риски, связанные с проживанием в непосредственной близости от загрязненных материалов, остающихся на объектах».
Говоря проще, пока хвостохранилища не рекультивированы, они опасны и для местных жителей, и для домашнего скота, и для экологии в целом.
В общем и целом на полную рекультивацию семи указанных объектов в регионе требуется 85 миллионов евро. Для того чтобы собрать эти деньги, создан специальный фонд, в который со стороны ЕС уже вложено 26 миллионов евро. Сейчас ведутся поиски остальных доноров.
Сама программа по рекультивации должна стартовать осенью 2019 года. В Киргизии первыми начнут работать с Мин-Кушем и Шекафтаром.
Комментируя выделение денег другими донорами, в кыргызстанском представительстве ЕС заявили, что «республикам Центральной Азии предоставлялась некоторая поддержка по рекультивации площадок уранового наследия, но она обычно была связана с усилиями большого числа участников, которые часто действовали независимо друг от друга. Ресурсы для подобной несогласованной поддержки, хоть она и предоставлялась с благими намерениями, вряд ли использовались оптимальным образом».
Судя по этому расплывчатому ответу, представительство ЕС полагает, что деньги других доноров могли быть израсходованы неэффективно и ожидаемой пользы не принесли.
Счастливым исключением оказался проект Всемирного банка в Майли-Суу, однако и там выделенных 11 миллионов евро на полную рекультивацию все-таки не хватило.
Кроме того, еще 2,5 миллиона евро в рамках программы «Инструмент сотрудничества в области ядерной безопасности» (ИСЯБ) ЕС выделил на установку водоочистки шахтных вод в таджикском городе Истиклол.
Краткая история хвостохранилищ
Поиск денег на рекультивацию – насущная проблема сегодняшнего дня. Об истории добычи в Киргизии урана рассказал в интервью «Фергане» директор научно-инженерного центра «Геоприбор» Института геомеханики и освоения недр Национальной академии наук Исакбек Торгоев.
– Когда началось освоение урановых месторождений в Киргизии?
– Киргизия была основной сырьевой базой по урану еще в царское время, до революции, и в послевоенное время. При царе здесь разрабатывали расположенный недалеко от Оша рудник Туя-Муюн, где в средние века китайцы добывали медь. В 1899 году там были найдены урановые минералы. Химик Борис Карпов доставил их в Ташкент, а затем в Петербург. В металлургической лаборатории Технологического института был проведен анализ, который показал, что руда радиоактивна.
В этой руде есть минерал, который так и называется — «туямунит» – смесь урана с кальцием. Тогда не знали, что уран обладает колоссальной энергией, и добывали его с целью получения радия, который шел на нужды артиллерии и подсветку часов. Как раз была построена Среднеазиатская железная дорога в тогдашний Скобелев (ныне Фергана), куда на ишаках из Туя-Муюна возили руду, которая потом отправлялась в Петербург. Там руду перерабатывали частично – на препараты радия и урана, которые экспортировались к Германию, где происходила их полная переработка.
Таким образом, Туя-Муюнский рудник долгие годы был единственным источником урана и радия в царской России и положил начало уранодобывающей отрасли в СССР. Сейчас это месторождение известно у спелеологов. Там расположено несколько пещер, в том числе известняковая пещера Ферсмана, которая плотно заполнена сталактитами.
Разработка рудника велась до 1936 года – с перерывами на революцию и борьбу с басмачеством. В 30-е годы геолог Ядвига Писарчик открыла урановое месторождение в Майли-Суу. Название этого города и реки переводится как «маслянистая вода». Дело в том, что там есть выходы нефти, которая маслянистыми пятнами проникает в местную реку. В XIII веке там уже добывали нефть – правда, тогда ее использовали как лекарство от чесотки и горючий материал для светильников.
Писарчик искала серу, но обнаружила минералы, в которые входил уран. Началась небольшая артельная добыча урановой руды. Известно, что в 1942 году там занимались изысканиями американские геологи, хотя до сих пор непонятно, как их туда пустил Сталин. Мне про это рассказали местные жители, когда я работал на руднике в 1977 году, – они лично встречали там американцев.
Потом стартовала гонка вооружений между СССР и США, и началось бурное развитие урановой промышленности. В 1946 году рудники были открыты в Шекафтаре и Кызыл-Джаре. Параллельно открывались рудники на территориях Узбекистана, Таджикистана и Казахстана.
В 1946 году началось промышленное освоение месторождения Майли-Суу. Изначально этим занималось подразделение ГУЛАГа НКВД, поэтому основным контингентом работников были бывшие советские военнопленные из фильтрационных лагерей. Известно, что за одну ночь Лаврентий Берия привез в Ленинабад 5000 советских военнопленных из Европы, которых затем развезли по рудникам. Кроме них там работал спецконтингент – немцы Поволжья, крымские татары и – до 1946 года – немецкие военнопленные. Именно они построили в Майли-Суу первые каменные дороги, остатки которых там можно видеть до сих пор. Однако непосредственно к добыче урана их не допускали – это было секретное производство. Но даже те, кто работал на рудниках, не знали, что это уран. Им говорили, что они добывают свинец или какие-то другие металлы.
В 1947 году из построенного в рекордные сроки горно-химического комбината №3 уран стал поступать в оборонную промышленность СССР. Остатки переработки, так называемые «хвосты», складировали рядом. Майли-Суу уникален тем, что урановых отходов там немного, но они разбросаны на 23 хвостохранилищах, как тигровая шкура.
– Когда были открыты рудники Мин-Куш и Каджи-Сай?
– Что касается добычи урана в расположенном по южному берегу Иссык-Куля поселке Каджи-Сай, то изначально там был построен комбинат №7, на котором извлекали уран из озерной воды методом ионного обмена. Занимался этим академик Борис Ласкорин. Отмечу, что в Иссык-Куле содержание урана в 10 раз выше, чем в Мировом океане, – 0,3 миллиграмма на литр против 3. Так как себестоимость урана, полученного из воды, получалась намного дороже, чем добытого из руды, в 1986 году «водные» работы были прекращены.
В Киргизии были опробованы все методы добычи урана. В самом Каджи-Сае добывали уран до 1968 года. Причем делалось это оригинальным методом – из угля. При сжигании угля в его золе повышалась радиоактивность, и уже из такой золы добывали уран.
В Мин-Куше уран добывали обоими способами – из руды и из золы. Там комбинат заработал в 1951 году и действовал до начала 70-х. Таким образом, до середины 1970-х годов основные поставки урана в СССР давала Центральная Азия.
– Что происходило с урановыми рудниками, когда вся руда оказывалась переработанной?
– Работы на руднике Майли-Суу были прекращены по той причине, что разработка урана ушла на очень большие глубины – около 500 метров, и это было нерентабельно. Тем более что в это время большие месторождения были открыты в Узбекистане и в Забайкалье, где заработал Приаргунский горно-химический комбинат. В 1968 году комбинат в Майли-Суу был закрыт, и все специалисты (а там трудились ценнейшие кадры со всего Союза) поехали работать в Забайкалье.
На месте рудников власти строили новые заводы. Это была правильная политика, нацеленная на то, чтобы люди не оставались без работы. В Каджи-Сае был создан электротехнический завод, в Мин-Куше – завод «Оргтехника», в Майли-Суу – электроламповый завод. Это был один из трех (другие два находились в Томске и Риге) заводов Советского Союза, который производил лампы. Там стояли уникальные американские станки «анаконда». Рядом, в Таш-Кумыре, хотели построить завод по производству германия и кремния. И если бы это было сделано тогда, Киргизия стала бы самой богатой страной в мире. Если сто лет назад хлебом индустрии считался металл, то сейчас это полупроводники германий и кремний, которые используются для производства электроники.
Все эти городки находились на московском обеспечении и казались райскими кущами. Жить и работать там считалось престижно. В середине шестидесятых проходчик, который работал в шахте, получал зарплату в 5000 рублей, а «Жигули» стоили 5600. Майли-Суу оказался первым газифицированным городом в стране. Я жил в Бишкеке, учился в школе, мы дровами печки топили, газ нам провели в 1965 году, когда в Майли-Суу уже даже ТЭЦ на газе работала.
После развала Союза заводы остановили свою работу. Станки и прочее оборудование люди, оставшиеся без работы, сдали на металлолом, а потом и вовсе пошли перебирать руины (то есть начали кустарную добычу на остатках бывших месторождений. – Прим. «Ферганы»). Например, отвалы лампового завода в Майли-Суу четыре раза перебирали. Оттуда извлекали компаунд (эпоксидную смолу), вольфрам и другие металлы.
– Чей уран пошел на производство первой советской бомбы? Известно, что споры за первенство ведутся между Киргизией и Таджикистаном?
– У меня в архиве есть статья, где написано, что даже американская бомба была сделана из майлисууского урана. Эти слухи связаны с тем, что, как я уже говорил, в 1942 году там работали американские геологи. В том числе геолог Мельков, американец русского происхождения. Но если они и вывозили руду, то в небольших количествах, чтобы проанализировать содержание. На этом основании журналисты решили, что американская атомная бомба якобы была сделана из нашей руды. На самом деле она была сделана из руды, добытой в бельгийской колонии в Конго.
Что касается советской бомбы, то вклад Киргизии тут имеется, потому что первые комбинаты по переработке урановой руды заработали на нашей территории. Руду из Мин-Куша перерабатывали на комбинате в Кара-Балте. Для этого ее надо было везти через горные перевалы, которые зимой заваливало снегом. Чтобы рудный концентрат можно было доставлять на завод круглый год, в 1962 году московские строители построили тоннель длиной 2,2 километра через перевал Тоо-Ашуу. Сейчас он носит имя первого киргизского министра транспорта Кусаина Кольбаева.
– Остались ли запасы урана в Киргизии?
– Да. Было много компаний, которые пришли сюда после развала СССР и вели разведку месторождений, но о начале работ так и не договорились.
– Как охраняли хвостохранилища при СССР?
– Давайте проясним: существуют отходы добычи и отходы переработки. Чтобы подойти к рудному телу, копают шахту и пустые породы высыпают в отвалы – это отходы добычи, а в хвостохранилищах хранятся отходы переработки. В хвостохранилищах и горных отвалах на территории Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана находится 812,6 миллиона тонн отходов. Всего в Центральной Азии 48 хвостохранилищ с радиоактивными отходами общей массой около 450 миллионов тонн. Из них 3 хвостохранилища (массой 246,2 миллиона тонн) расположены в Казахстане, 34 (массой 77,3 миллиона тонн) – в Киргизии, 10 (массой 55 миллионов тонн) – в Таджикистане и одно (массой 66 миллионов тонн) – в Узбекистане.
Дело в том, что, кроме урана, в руде есть другие элементы. Поэтому некоторые хвостохранилища не закрывали сразу, а «складировали», чтобы потом из них можно было извлечь что-то еще. Это считалось экономичным – приехать на готовое производство и начать добывать что-то новое. В СССР это доходило до абсурда. В Министерстве цветной металлургии был Главцинк, Главалюминий, Главсвинец – и каждое отделение работало по своему направлению. Например, на киргизском месторождении Сумсар Главцинк добывали только цинк, хотя там есть и золото, и серебро.
В хвостохранилищах сейчас остается около 10% урана, также там присутствует радий, который считается высокорадиоактивным элементом и выделяет газ радон. Период полураспада радия – 1600 лет.
– Как происходила консервация хвостохранилищ?
– Майлисууские объекты входили в состав Ленинабадского горно-химического комбината и после закрытия рудника были хорошо законсервированы. Работы по консервации велись с 1968 по 1972 год. Зная об опасности выделяемого радона, хвостохранилища в Майли-Суу по окончании разработки накрыли 20-сантиметровой гравийной подушкой, а сверху – метровым слоем грунта. Оградили, соорудили водоотводы, дренажные сети, защиту от селей – при СССР в таких вопросах был порядок. Была специальная гидротехническая служба Ленинабадского комбината, которая следила за состоянием хранилищ радиоактивных отходов. Все это продержалось до 1993 года. После развала СССР и беспорядочного свертывания производства урана проводить эти работы было некому, стали сходить оползни. В 1994-м возникла угроза разрушения хвостохранилищ.
– Насколько опасны киргизские хвостохранилища?
– От урановых хвостохранилищ исходит два вида опасности. Это, во-первых, радиация. Но если хвостохранилища законсервировать, от них не будет серьезной угрозы. Заборы на хвостохранилищах в Майли-Суу ставили раз десять, но местное население их все равно сносило. Радиация ведь не ощущается, поэтому люди думают, что все нормально.
Вторая опасность заключается в том, что если на хвостохранилища сходит оползень, то он это хвостохранилище «выдавливает». Содержащаяся в нем масса попадает в реки (а у нас они все трансграничные), и возникает риск загрязнения воды. То есть жить там не опасно, но надо понимать риск их разрушения за счет оползней и селей и снижать этот риск.
В 2009 году Киргизия обратилась к мировому сообществу с просьбой помочь решить проблему. Акцент делали на то, что хвостохранилища – это наследие военно-промышленного комплекса СССР. И вот 10 лет назад Европейский Союз выделил 16 миллионов евро, чтобы оценить риски.
Выяснилось, что в случае с Киргизией радиационная угроза сильно раздута. Безопасная для человека доза радиации составляет 1 миллизиверт в год (имеется в виду не доза обыденного облучения вообще, а радиация, которую человек получает из конкретного источника, в данном случае от хвостохранилища. — Прим. «Ферганы»). Если накопленная за один год доза превышает этот показатель, то хвостохранилище представляет опасность. У нас же только на одного-единственного ребенка приходилось больше 1 миллизиверта в год. Он жил в Шекафтаре у отвала №5 и пил молоко матери, а та питалась овощами из огорода, который поливала водой прямо из урановой шахты.
Так или иначе, принято решение заняться этой проблемой, потому что более 10 лет никто не следил за хвостохранилищами. Их размывала вода, народ копался – искал цветные и черные металлы и оборудование из цехов, которое также было захоронено. Хвостохранилища в итоге передали МЧС Киргизии, но у них нет средств охранять их так, как это было при СССР.
Самой радиоактивной считалась немецкая руда из Саксонии. До 1950-х годов комбинат в Майли-Суу был единственным в социалистическом лагере. Так что руду из соцстран, в том числе из ГДР (пока там строили свои комбинаты), перерабатывали в Майли-Суу. «Немецкие хвосты» считаются более опасными, чем местные руды, в том числе и потому, что хвостохранилище №3, в котором складировались отходы переработки немецких руд, было расположено под оползнем в пойме реки. Из-за оползней оно приблизилось к реке, до которой оставалось 40 метров. И вот в рамках проекта, профинансированного Всемирным банком, это хвостохранилище было перенесено на безопасный участок.
Что же касается ранее выделенных в рамках программы СНГ денег, то их просил еще президент Аскар Акаев. Они были направлены на пока незаконченные работы в Каджи-Сае и Мин-Куше – там россияне проводят только перенос хвостохранилища Туюк-Суу, поэтому часть денег ЕС будет направлена на другие объекты уранового наследия в Мин-Куше.
А вот Казахстан сам решил свои проблемы. Было создано предприятие «Уранликвидрудник», и все объекты уранового наследия на территории страны были законсервированы.
На высшем уровне были проведены работы по захоронению уранового наследия в Германии, где также велись серьезнейшие разработки урановой руды. Там были отвалы, на которых построили лучшие гольф-клубы Европы. Но в нашем случае уровень решения проблемы зависит от количества выделенных денег, поэтому нам в этом вопросе помогают международные организации.
-
10 сентября10.09Вы сами так решилиПочему референдум о строительстве АЭС в Казахстане — плохая идея
-
14 августа14.08«Народ vs государство: на чьей стороне референдум по АЭС?»С выпуска под таким названием в Казахстане стартовал проект «Трансграничная журналистика»
-
07 августа07.08ФотоЖара допеклаТашкентцы устроили стихийный пляж в центре города
-
01 марта01.03Кровь и метанОчереди на узбекских газозаправках обернулись стычками между автомобилистами
-
23 февраля23.02ФотоВ Ташкент заглянула зимаФотохудожники узбекской столицы запустили творческий марафон #СнегвУзб
-
08 февраля08.02ФотоФальстарт весныВ Ташкенте необычно рано зацвел миндаль